Плавно переходя от дел давно минувших дней к современному состоянию, необходимо отметить, что историография проблематики объективно беднеет, аутентичных источников пока немного, поэтому судить приходится по однозначным фактам, основываясь на уже выявленной динамике стратегии и тактики сторон. Но сложность состоит в том, что, кажется, к 2020-м гг. США всё-таки решились на пересмотр никсоновской стратегии (зарабатывать на Китае, подрывая власть КПК своим экономическим и социальным влиянием изнутри) и пришли к осознанию, что КНР теперь — главный вызов их гегемонии. Но и с этим выводом не всё так просто. Зигзагообразность в отношениях США — КНР в последние десять лет приобрела такую скорость, что начинает казаться, что руководство США само не понимает, что делать. Метания можно объяснить тем, что в правящих кругах разворачивается борьба различных подходов, подобно той, что была в начале 1970-х, когда происходила «ломка» от нежелания признавать КНР и устанавливать с ней отношения.
Социальная инерция — чудовищная сила, которая порою проявляет себя на больших, по-настоящему исторических дистанциях. В некотором смысле ей подвержены и люди, принимающие политические решения, особенно когда они грызутся, как пауки в банке. Выработка компромиссного курса в среде взаимоконкурирующих сил, с одной стороны, имеющих интересы в Китае, с другой — страдающих от конкуренции со стороны китайского капитала и побаивающихся реального военного конфликта — дело непростое. В такой ситуации уже имеющийся тридцатилетний статус-кво приобретает особую устойчивость.
Однако, видимо, не настолько плохи дела Америки, чтобы это сплотило корпоративные и политические элиты в едином порыве на борьбу с китайским коммунизмом так, как это было после Второй мировой с советским. Или по-другому: не настолько силён Китай, не настолько однозначна угроза сицзиньпинизма, как в своё время была сильна угроза СССР и сталинизма. И если уж в самих США не боятся китайских коммунистов до дрожи в коленях, то что говорить о «союзниках» в Европе. Там вообще крайне холодно относятся к попытке развязывания новой холодной войны с Китаем, предпочитая вести маленькую, но свою игру.
С Китаем в этом плане проще — руководство КПК всеми силами продолжало развивать свой старый стратегический замысел, не особо реагируя на метание оппонентов.
Более того, внимательно наблюдая за развитием событий конца 2013 — начала 2014 гг. на Украине, китайские власти по горячим следам вынесли необходимые уроки и без особого труда «пережевали» свой местный майдан в Гонконге, также организованный не без помощи ЦРУ, МИ-6 и прочих соросов. Разгромив протесты «революции зонтиков» в том же 2014 г., вынеся из событий методику профилактики, предупреждения и борьбы с тактикой «оранжевых революций», КПК вообще потеряла всякий страх перед главным «наконечником» никсоновской стратегии США против КНР. Идея же была в чём? Разлагать китайское общество влиянием западных капиталов, западной экономической и политической модели, чтобы в нужный момент организовать площадной переворот, повторить Тяньаньмэнь с положительным для себя исходом. И если это не удалось даже в Сянгане (Гонконг по-китайски), в котором значительная часть населения всё ещё пускает слюни на английскую корону и действует целое диссидентское подполье, то что говорить про Пекин.
Причём в Гонконге дело даже не дошло до военного подавления, хотя такая перспектива, судя по развитию событий, просматривалась. Решительность Си даже превосходила решительность Дэна, при котором в руководстве партии в 1989 г. всё-таки были значительные брожения. Но самое главное, что реакция самого китайского общества была предельно однозначной: полная поддержка действующей власти и подавление мятежных сянганцев с прозападной «повесточкой». События в Гонконге запустили в Китае волну патриотизма и антиамериканизма, которую КПК умело оседлала.
Может показаться некорректным сравнение протестов 1989 г. в Пекине и 2014 г. в Гонконге из-за места действия и масштабов последствий. Но в действительности потеря Гонконга для КПК была бы настоящей политической катастрофой, угрожающей вообще её существованию. Дело в том, что «возвращение в родную гавань Сянгана и Аомыня» (то есть Гонконга и Макао) в 1990-е гг. — это важнейшее политическое достижение КПК в глазах простых китайцев. Это настолько мощная «скрепа» авторитета китайских коммунистов, что из-за неё народ готов простить им если не всё, то многое.
После 2014 г. протесты в Гонконге ещё один раз повторились в 2019 г., подозрительно совпадая по времени с обострением экономических противоречий со стороны США. Но несмотря на то, что официальный Пекин усмотрел в них попытку мятежа, это было уже жалкое подобие майданной активности. К этому времени власти обложили протестующих со всех сторон, выстроили грамотную линию поведения и защиты, быстро изолировав идейно и организационно активистов от масс.
Иными словами, США руками сянганцев действительно били по наиболее уязвимому месту диктатуры КПК. Напомню, что согласно принципу «одна страна — две системы» в Гонконге до 2050 г. сохраняется та капиталистическая система в экономике и политике, которая сформировалась при английских колониальных властях. Гонконг, как и Макао, — это государства в государстве со своей экономической зоной и политическим устройством. То есть, по идее, там, как нигде, сильны вестернизация общества и влияние западной агентуры.
Провалившаяся попытка через Гонконг уязвить центральную власть в КНР должна была вызвать у американских стратегов и тактиков по Китаю дискуссию об эффективности выбранных способов борьбы с КПК. Но всё же главным фактором в пользу отказа от наследия Никсона, как было сказано ранее, был китайский проект «Один пояс». Американцы долго и самоуверенно убеждали себя и всех, что глобализм — это изобретение американского духа свободы и предпринимательства, пришедшее на смену старым пыльным колониализмам, империализмам и «идеологизмам». Поэтому, когда Китай посмел запустить глобалистский процесс в обход них, это вызвало обидное отрезвление, что они утрачивают доминирующее положение на мировом рынке.
На фоне этой ситуации внешнеполитический сегмент программы кандидата, а затем президента США Трампа приобретает яркие антикитайские черты. Трамп обвиняет Китай не только и даже не столько в угрозе американскому доминированию в мире, сколько во внутренних экономических проблемах своей страны. Нужно отдать должное американским политтехнологам, они, как никто в мире, умеют запудрить мозги электорату. Оказывается, это китайцы виноваты в деиндустриализации США, в потере рабочих мест, в возникновении торгового дисбаланса, в росте мировой инфляции. А не американские корпорации, которые только и делали, что вывозили в Китай капиталы и ввозили в США китайские товары. Виноваты не они, а злодеи Ху и Си, которые построили электростанции, дороги, порты, торговый флот, установили низкий курс и давали правительственные гарантии сохранности инвестиций, чтобы американцам было выгоднее вести бизнес.
«Мы не можем позволить Китаю насиловать нашу страну», — кричал Трамп. Это тот случай, когда изнасиловавший жертву злодей не просто говорит, что «сама виновата», но и утверждает, что она была так хороша, что его самого следует считать жертвой изнасилования. Высшее мастерство геббельсовщины, то есть «политтехнологических наук».
Правда, 2017 — первый год президентства Трампа — стал особым в отношениях США и КНР. Вновь избранный президент США встретился с председателем Си в Америке, а потом съездил в Китай. Стороны обменивались комплиментами, заключили ряд крупных контрактов, которые потом были сорваны. Трамп даже сказал, что во всех проблемах США виноваты не китайцы, а Обама. А спикеры президента уточнили, что твит о том, что глобальное потепление специально придумали в Китае, был шуткой.
Если резюмировать все известные признаки тех переговоров и заявлений, то можно сказать, что это была ковбой-дипломатия в трамповском стиле. Он пытался нахрапом решить проблему Китая, встретиться с Си, подкинуть ему деньжат, показав, кто в доме хозяин. Сделать дипломатический предупредительный выстрел в воздух. Нечто подобное Трамп исполнил и с Ким Чен Ыном. Но ни там, ни там это не сработало. Уже в следующем году была запущена эпопея с торговой войной.
Период с 2018 г. по настоящее время в отношениях КНР — США можно объективно охарактеризовать как период максимальной деградации, развития конфронтации, но при условии чрезвычайной экономической связанности двух стран.
Со стороны США старое противоречивое расхождение политической и экономической сфер постепенно приходит к единству враждебного отношения, но экономика не позволяет это сделать быстро из-за взаимозависимости производства и сбыта. Политические метания американского руководства, о которых пойдёт речь ниже, так или иначе укладываются в этот общий вектор скатывания к новой холодной войне.
Со стороны Китая наблюдается максимальное оттягивание неизбежной холодной войны, попытки как-то с субъективной стороны затормозить развитие конфронтации, выиграть время. Однако при этом руководство КНР не идёт ни на какие реальные уступки, готово только к бесконечным обсуждениям и консультациям.
Примерами курса китайцев на сглаживание отношений с США являются позиции КНР по ядерной программе КНДР и украинскому конфликту. И там, и там КНР формалистски нейтральна, боится быть обвинённой в вовлечённости в однозначно антиамериканские военно-политические процессы.
Северная Корея — единственная страна, имеющая договор с Китаем о военной помощи в случае нападения. Усиление её военного потенциала ядерным арсеналом абсолютно выгодно КНР. Но КНР в угоду США выступает против ядерного вооружения Северной Кореи.
С Украиной похожая ситуация. С одной стороны, Китай обвиняет НАТО и США в конфликте, выражает поддержку права РФ на обеспечение безопасности, с другой — выступает за прекращение огня и территориальную целостность Украины. Дипломатическая противоречивость КНР связана прежде всего с курсом на оттягивание неизбежной конфронтации.
В реальности же оказывает ли Китай помощь КНДР в ядерных и ракетных технологиях или РФ, например в разведданных, неизвестно. Американцы тоже не торопятся обвинять китайцев, потому что тем самым точно развяжут им руки.
Разница подходов к двусторонним отношениям оставляет инициативу за США. Трамп в продолжение своей антикитайской риторики за свой президентский срок последовательно совершил две попытки нанести упреждающий и сокрушительный удар по Китаю. Сначала в области экономики, затем уже в политике.
Первоначальный замысел состоял в том, чтобы подорвать экономический рост Поднебесной, развязав торговую войну. Крах экономики КНР должен был вызвать кризис в её внешнеполитической активности и заставить отказаться от проекта «Один пояс».
Смысл торговой войны, объявленной правительством США в 2018 г., состоял в том, чтобы уничтожить условия для оттока капиталов в Китай и притока китайских товаров на внутренний рынок Америки. По сути, речь идёт об обычном протекционизме с введением пошлин: на солнечные батареи — на 30%, сталь — на 25%, оборудование и машины — на 20%, алюминий — на 10%. Они, по логике инициаторов торговой войны, должны были вернуть производства на территорию США и вызвать кризис перепроизводства в самом Китае. Однако максимальная трамповская решительность на словах компенсировалась максимальной самостоятельностью и эгоизмом бизнеса. Руководство США, вместо того чтобы собрать вместе основных владельцев «заводов, газет, пароходов» и убедить их в стратегической обоснованности своих действий для их же собственных интересов, пошло на формально-юридическое регулирование. Но власть в Америке бизнесу не указ. Поэтому все потуги Трампа оказались половинчатыми, вскрылся миллион юридических лазеек, но самое главное, правительство США своими же действиями развязало руки товаровладельцам для поднятия цен на внутреннем рынке.
Одним из важнейших элементов торговой войны был психологический эффект. Действия правительства Трампа широко освещались в западной прессе, сотни статей и репортажей прочили скорый крах китайской экономике по поводу и без. Короче говоря, присутствовал элемент запугивания в том числе китайской общественности. Но это не сработало прежде всего потому, что внутри Китая достигнут высокий уровень доверия к власти, а потоки информации находятся под цензурой.
О результатах торговой войны для США, Китая и мировой экономики написано много статей и выпущено немало докладов. В зависимости от ориентации авторов приводятся разные цифры и обосновываются разнонаправленные выводы. Однако в аспекте развития отношений КНР — США бесспорно следующее. Трамп не стал великим реформатором экономической политики США. Обрушить экономику или существенно замедлить темпы роста Китая не удалось. Подорвать проект «Один пояс» и программу «Сделано в Китае — 2025» не вышло. Запустить реиндустриализацию в США в требуемых объёмах не получилось.
Главной причиной неудачи торговой войны для США стал сам рынок с его бурной стихией интересов участников. Во-первых, капитал не торопился соблюдать введённую государством дисциплину. Во-вторых, зависимость китайской экономики от американской оказалась переоценённой (на таком огромном и запутанном рынке, как мировой, чрезвычайно сложно адекватно что-то просчитать). В-третьих, бить торговыми ограничениями по экономике, значительная часть которой директивно-плановая и подконтрольна правительству, в целом не очень эффективно, а руководство КНР вполне открыто парировало пошлинное снижение экспорта расширением внутреннего спроса. В результате торговой войны потребительские цены в США выросли, а в Китае снизились. Либеральные экономисты запишут это в успехи политики Трампа, усмотрев рост привлекательности американской экономики и снижение китайской, однако практика показывает, что эти догматы работают только на бумаге профильных изданий. В настоящее время вклад потребления в экономическое развитие КНР, по мнению китайских властей, достиг уже 77%.
Единственное, в чём Китай проиграл, — это снижение капиталовложений. Однако при Си китайский рынок труда уже давно утратил былую привлекательность, зарплаты уверенно растут и сами китайские компании часто переносят производства за рубеж. На экономическое положение страны это существенного влияния не оказало. Тем более если учитывать ту встряску, которую экономике устроило само китайское правительство в годы пандемии.
Для мира же главным итогом торговой войны и той «новой реальности», которая сложилась (ибо пошлины ни одна из сторон не ослабила до сих пор), стало окончательное сворачивание той глобализации, которую тридцать лет продвигал Запад.
Потерпев поражение в торговой войне, руководство США объявило Китаю новую холодную войну и попыталось сплотить под идеологией антикоммунизма Европу по старым добрым лекалам из 1950-х.
Сознавая провальность своих действий в экономической сфере, руководство США решило повысить ставки и синхронизировать усилия в политической. В 2020 г. по всем правилам политического жанра, с присущим символизмом (в библиотеке Никсона) наиболее грамотный и начитанный член команды Трампа — госсекретарь Помпео — произнёс историческую речь о полном отказе от никсоновского наследия по Китаю и начале новой холодной войны против коммунизма. Это должно было возвестить о смене стратегического курса США в первую очередь финансовым и корпоративным элитам и «союзным» правительствам Европы.
Речь по стилю была направлена не на внешнюю аудиторию и не на электорат, а обращена к элитам. Вообще, речь Помпео — один из самых откровенных, хоть и лживых, документов современной истории. Большая редкость для американской политики, в которой не принято почти ничего излагать прямо.
«Моя цель, — говорил Помпео, — чётко дать понять, что угрозы американцам, на устранение которых направлена политика президента Трампа в отношении Китая, реальны, и мы выработали стратегию по защите этих свобод».
Иными словами, дорогие толстосумы, воротилы, идеологи, премьеры, президенты и прочие важные люди, то, о чём целыми днями твитит Дональд, не шутки, Китай скоро нас поборет.
«Какие реальные результаты может продемонстрировать американский народ через 50 лет после начала взаимодействия с Китаем? Подтвердились ли теории наших лидеров, которые предлагали эволюцию Китая к свободе и демократии? Это китайское определение взаимовыгодной ситуации?
И центральный вопрос, с точки зрения государственного секретаря: повысилась ли безопасность Америки? Добились ли мы большей вероятности мира для себя и всего мира для поколений, которые последуют за нами?
Мы должны признать горькую правду. Нам следует признать суровую истину, которой мы должны руководствоваться в предстоящие годы и десятилетия: если мы хотим иметь свободный XXI век, а не китайский век, о котором мечтает Си Цзиньпин, старая парадигма слепого взаимодействия с Китаем просто не сможет этого обеспечить. Мы не должны продолжать ее и не должны возвращаться к ней».
Иными словами, Никсона с его благодушной стратегией — на свалку истории, пришло время решительных действий.
Помпео отдельно оговорился о предательской политике американских корпораций, побоявшись, правда, упрекнуть их по экономике:
«Мы открыли свои объятия китайским гражданам только для того, чтобы увидеть, как Коммунистическая партия Китая использует в своих целях наше свободное и открытое общество. Китай посылал пропагандистов на наши пресс-конференции, в наши исследовательские центры, в наши средние школы, в наши вузы и даже на наши родительские собрания.
Мы маргинализировали наших друзей на Тайване, который впоследствии расцвел и превратился в энергичную демократию.
Мы предоставили Коммунистической партии Китая и самому режиму КНР особый экономический режим, только чтобы увидеть, что КПК настаивала на замалчивании своих нарушений прав человека в качестве цены за допуск западных компаний в Китай.
Посол О’Брайен на днях привел несколько примеров: компании Marriott, American Airlines, Delta, United удалили ссылки на Тайвань со своих корпоративных сайтов, чтобы не злить Пекин.
В Голливуде, расположенном не слишком далеко отсюда, — эпицентре американской творческой свободы и самозваных арбитров социальной справедливости, — самоцензура подавляет даже самые мягкие неблагоприятные ссылки на Китай.
Это корпоративное непротивление КПК имеет место и во всем мире.
И насколько успешна эта корпоративная верность? Вознаграждается ли эта лесть? Приведу цитату из речи генерального прокурора Барра. В своем выступлении на прошлой неделе он сказал: “Конечная амбиция правителей Китая — не торговать с Соединенными Штатами, а грабить Соединенные Штаты”.
Китай похитил нашу ценную интеллектуальную собственность и коммерческие тайны, вызвав потерю миллионов рабочих мест по всей Америке.
Он вывел цепочки поставок из Америки, а затем добавил в них элемент рабского труда.
Он сделал ключевые судоходные пути мира менее безопасными для международной торговли.
Президент Никсон однажды сказал, что боится, что создал “Франкенштейна”, открыв мир для КПК, и вот к чему мы пришли».
В некотором смысле Помпео прав, КПК действительно сумела грамотно воспользоваться жадностью, самовлюблённостью и беспечностью американцев, сыграть на их главной слабости — деньгах. Однако похабства и чванства, конечно, Помпео не занимать. Всё-таки Китай — это большая страна с огромным населением, тысячелетней историей и главным фактором его роста и превращения в мировую державу является китайский народ и его руководители, а не торговля с США. Да и до конца 1970-х КНР уже стала промышленной, ядерной и космической державой безо всяких американцев и вопреки их санкциям и давлению. Помпео открыто признал, что американская стратегия по Китаю провалилась, но записал при этом экономические успехи Китая на свой счёт.
Поскольку убедить собственные элиты в китайской угрозе не особо получилось, руководство США, словами госсекретаря, воспользовалось пожелтевшими конспектами из эпохи маккартизма:
«Мы должны помнить, что режим КПК является марксистско-ленинским режимом. Генеральный секретарь Центрального комитета КПК Си Цзиньпин искренне верит в несостоятельную тоталитарную идеологию.
Именно эта идеология определяет его многолетнее стремление к глобальной гегемонии китайского коммунизма. Америка больше не может игнорировать фундаментальные политические и идеологические различия между нашими странами, так же как КПК никогда не игнорировала их.
...Мы, свободолюбивые страны мира, должны побудить Китай к переменам, как и хотел президент Никсон. Мы должны побудить Китай к более творческим и настойчивым переменам, потому что действия Пекина угрожают нашим гражданам и нашему процветанию.
Мы должны начать с изменения того, как наши граждане и наши партнеры воспринимают Коммунистическую партию Китая. Мы должны говорить правду. Мы не можем относиться к этому варианту Китая как к нормальной стране, подобной любой другой.
...Мы знаем, что Народно-освободительная армия Китая (НОАК) также не является нормальной армией. Ее цель — поддерживать абсолютное правление элит Коммунистической партии Китая и расширять китайскую империю, а не защищать китайский народ.
…Но наш подход не может просто быть жестким. Это вряд ли приведет к желаемому результату. Мы также должны привлекать к диалогу и расширять возможности китайского народа — динамичного, свободолюбивого народа, который совершенно отличается от Коммунистической партии Китая… В течение слишком многих десятилетий наши лидеры игнорировали, преуменьшали значение слов храбрых китайских диссидентов, которые предупреждали нас о характере режима, с которым мы сталкиваемся.
...КПК повторяет некоторые из тех же ошибок, которые совершил Советский Союз, — отчуждение потенциальных союзников, подрыв доверия внутри страны и за рубежом, отказ от прав собственности и предсказуемого верховенства закона.
...Я верю, что мы сможем защитить свободу, потому что она сама по себе так привлекательна. Посмотрите, как гонконгцы стремятся эмигрировать за границу, поскольку КПК усиливает контроль над этим гордым городом. Они размахивают американскими флагами».
И всё в таком духе. Марксизм-ленинизм снова угрожает демократии, все на борьбу с китайской коммунистической империей зла!
Есть ли в словах Помпео доля истины? Думается, есть.
Действительно, КПК — это марксистско-ленинская партия, которая умело применила свои подходы в формировании и развитии смешанной экономической модели вроде той, что была у нас в годы НЭП. Но угрозы «мировой революции» и распространения китайской модели где-то за пределами Поднебесной — это преувеличение и выдумка. КПК пытается делиться своим опытом с другими странами, но не более. И, кстати, никому он особо не нужен.
Отдельно можно отметить, что КПК даже не заикается о какой-либо национализации, экспроприации, тем более зарубежных активов. Наоборот, все время подчёркивает, что развитие рыночных отношений — это её приоритет, а зарабатывать в Китае абсолютно безопасно. И всё это, в общем-то, не только на словах, никаких признаков обратного не наблюдается.
Причём здесь нужно ещё понимать две вещи, которые резко отличают то, что было в СССР, и то, что имеется в Китае. Во-первых, в ходе китайской революции экспроприация как способ перехода к социализму применялась крайне ограниченно, только в отношении прямо враждебных сил. Мао использовал в основном национализацию через выкуп. Во-вторых, не стоит сравнивать скорость сворачивания НЭП у нас и гипотетическую скорость сворачивания НЭП в нынешней КНР. ВКП(б) Сталина была достаточно компактной организацией, а аппарат государства по нынешним меркам просто миниатюрным. И даже в таких условиях понадобилось несколько лет, чтобы свернуть НЭП. КПК же — просто гигантская, стомиллионная партия, контролирующая исполинский по размеру госаппарат и целый слой наёмных менеджеров корпораций. Развернуть эту машину на 180 градусов можно только постепенно, иначе она просто развалится. История политического, идеологического и организационного развития КПК с начала 1990-х гг., когда партия начала численно расти высокими темпами, демонстрирует её эволюционно-бюрократический характер. Это понимает даже Помпео, поэтому он ничего не сказал про риск экспроприации американских капиталов в Китае. В это уж совсем бы никто не поверил.
Что же касается форменного антикоммунизма речи, то в реальности Помпео, руководству США и их элитам плевать на идеологию, на порядок организации власти в других странах и соотношение частной и государственной собственности где бы то ни было, как и на права человека. Их беспокоят только перспективы роста конкуренции на мировом рынке и в мировой политике. Но притом они, конечно, не прочь развалить Китай на мелкие княжества, чтобы наложить лапы на ресурсы, производства и рабочую силу. За такое «распространение демократии» американцы всегда выступают двумя руками.
Пояснив своим элитам по поводу новой стратегии по Китаю, Помпео призвал «союзников» в новую холодную войну:
«Пришло время для свободных стран действовать. Не все страны будут подходить к Китаю одинаково, и они не должны это делать. Каждой стране придётся прийти к собственному пониманию того, как защитить свой суверенитет, как защитить свое экономическое процветание и как защитить свои идеалы от щупалец Коммунистической партии Китая.
Но я призываю каждого лидера каждой страны начать с того, что сделала Америка — просто настаивать на взаимности, настаивать на прозрачности и подотчетности со стороны Коммунистической партии Китая. Она включает кадровый состав правителей, которые далеко не однородны.
И эти простые и мощные стандарты позволят многого добиться. Слишком долго мы позволяли КПК устанавливать условия взаимодействия, но больше не будем этого делать. Свободные страны должны задавать тон. Мы должны действовать по тем же принципам.
Мы должны провести общие линии на песке, которые не смогут быть размыты уступками КПК или ее уговорами. Именно это недавно сделали Соединенные Штаты, когда мы раз и навсегда отвергли незаконные притязания Китая в Южно-Китайском море, когда мы призвали страны стать “чистыми странами”, чтобы личная информация их граждан не попала в руки Коммунистической партии Китая. Мы сделали это, установив стандарты.
...Мы не можем повторить ошибки прошлых лет. Вызов со стороны Китая требует усилий, энергии со стороны демократий — европейских, африканских, южноамериканских и особенно демократий Индо-Тихоокеанского региона.
И если мы не будем действовать сейчас, в конечном счете КПК подорвет наши свободы и разрушит основанный на правилах порядок, который наши общества так усердно строили. Если мы сейчас преклоним колено, то дети наших детей могут оказаться бессильны перед Коммунистической партией Китая, чьи действия являются главной проблемой сегодня в свободном мире.
Генеральному секретарю Си не суждено вечно тиранить людей внутри Китая и за его пределами, если мы не допустим этого.
Речь идет не о сдерживании. Не совершайте ошибки. Речь идет о сложном новом вызове, с которым мы никогда раньше не сталкивались. СССР был закрыт от свободного мира. Коммунистический Китай уже находится в пределах наших границ.
...Может быть, пришло время для новой группы стран-единомышленников, нового союза демократий... Защита наших свобод от Коммунистической партии Китая — это миссия нашего времени, и Америка идеально подходит для того, чтобы возглавить ее, потому что наши основополагающие принципы дают нам такую возможность».
Естественно, Китай был обвинён также в искусственном происхождении коронавируса, росте ядерного потенциала и вообще во всех смертных грехах.
Разумеется, речь Помпео была только подступом к формированию «лагеря демократии против Китая». За ней последовали практические шаги по склонению других стран к солидарности с данной стратегией.
Европа отреагировала на новый курс США крайне вяло, ни одна крупная страна не поддержала идею новой холодной войны. Не стоит забывать, что 2020–2021 были годами наибольшей независимости Европы от Америки. Индия тоже не бросилась подключаться к «союзу демократий».
В итоге США сколотили военный блок из Англии и Австралии (AUKUS), к которому потом присоединят свой главный резерв в регионе — Южную Корею и Японию.
В общем, если считать, что такая пафосная и «историческая речь» была нужна, чтобы подтянуть Англию и Австралию, то она безусловно выполнила свою задачу. Во всём другом это был удар мимо кассы.
Китайская реакция на речь Помпео последовала только через месяц. КПК решила в качестве посыла и ответного символизма местом речи министра иностранных дел Ван И избрать Париж, а именно Французский институт международных отношений, который знаменит изучением СССР и России. Сам ответ был максимально скучным и ожидаемым:
«Возрождение Китая направлено на могущество государства, процветание нации и счастье народа. Некоторые считают, что возрождение Китая преследует цель изменить или даже завоевать мир, однако подобные утверждения являются незнанием китайской истории и китайской цивилизации. В крови китайской нации нет гена агрессии. Стремление к миру и гармонии укоренилось в сознании китайцев, служит культурным источником выдвинутой КНР инициативы сообщества с единой судьбой для всего человечества».
«Китай выступает категорически против любого замысла относительно новой холодной войны».
«Необходимо твердо защищать мультилатерализм и бороться с односторонними актами буллинга... необходимо и дальше расширять взаимовыгодное сотрудничество и бороться с изоляцией и разрывом связей... необходимо совместно преодолеть глобальные вызовы».
И всё в таком духе.
Впрочем, в китайских СМИ Трампу давались более хлёсткие характеристики: «иррациональная личность», «болтун и клоун», «эксцентричный и капризный» и т. п. Была даже информация, что редакции получили от властей указание прекратить использование агрессивных и оскорбительных выражений в отношении президента США.
На фоне торговой войны США организовали ряд провокаций по Тайваню и допустили скандал с переговорами на Аляске. Отношения между странами перешли в стадию холодной конфронтации, но на этот раз уже не только в политической плоскости, но и в экономике.
Перед новой администрацией Байдена встал вопрос о том, что и как делать дальше. Побороть Китай экономически не получилось. Организовать более-менее крупный политический фронт тоже не вышло. Выделить ещё большие средства на армию проблематично. Возвращаться к старому формату отношений, во-первых, невыгодно чисто внутриполитически, так как оппозиция сразу запишет Байдена и его команду в китайские агенты, во-вторых, неразумно стратегически, так как оценки угрозы экономического и политического роста Китая только растут. Притом корпоративные и финансовые элиты так и не выработали консолидированной позиции, юани всё ещё греют карманы многих олигархов.
Вместе с тем в руководстве США с середины 2010-х гг. сложилось мнение, что с глобально-политической точки зрения необходимо замкнуть вокруг Китая кольцо враждебных сил для максимального усиления давления на него. Ключом для решения этого вопроса является Россия, которая имеет гигантскую по протяжённости сухопутную границу с Поднебесной и осуществляет поставки стратегических ресурсов в Китай. Переманивание РФ на сторону США или смена власти в России на проамериканскую стало бы выигрышной партией в конфронтации США с КНР. Кажется, это и было одной из весомых причин резкого обострения отношений с Россией к началу 2020-х гг. И началось всё вовсе не с СВО. Сначала была попытка переворота в Белоруссии, затем в Казахстане. Истории со Скрипалём и Навальным были призваны сформировать из России образ врага Запада. Украина же стала последней каплей.
Сейчас уже всем по обе стороны украинского фронта понятно, что ВСУ несколько лет готовились как ударный отряд НАТО, а старт СВО объективно стал упреждающим ударом. Сложно представить, каковы были бы последствия, если бы СВО начал Зеленский в попытке уничтожить ЛДНР и отбить Крым. А это бы неизбежно произошло, и тоже с «Хаймарсами», «Леопардами», «Абрамсами», но при куда более невыгодных для нас военно-тактических условиях.
Не стоит верить в пропаганду Запада и либералов-западников, что огромная, сильная, агрессивная Россия напала на маленькую, слабую, миролюбивую Украину. США и Запад превратили Украину в агрессивное, милитаристское образование, суть которого состоит в том, чтобы воевать с Россией до полного истощения ресурсов. Если бы не случилась СВО, если бы первоначальная инициатива была на стороне ВСУ, то понадобилось бы кратно большее напряжение сил, чтобы даже защитить Донбасс и Крым, не говоря о полной ликвидации угрозы со стороны украинского режима. Более того, все разговоры Зеленского про границы 1991 г. — не более чем уловка. Атаки на белгородчину, Курск и другие приграничные регионы не дадут соврать.
Сосредоточив усилия на раздувании военного конфликта в Европе, команда Байдена задвинула риторику о новой холодной войне, определив, что США взяли курс «на сдерживание Китая как в экономическом, так и в политическом плане». Уже это было ревизией Помпео и Трампа, которые прямо говорили обратное, что необходимо не сдерживание, а натиск, новая холодная война против коммунизма. Но при этом курс Байдена нельзя назвать возвратом к старому никсоновскому формату. AUKUS был создан уже при Байдене, провокации вокруг Тайваня тоже организованы при его руководстве, да и торговую войну никто не прекращал.
Что стало причиной некоторого отступления США — неудачи первого этапа развязывания холодной войны, внутренние дебаты о подходе к Китаю или желание сначала расправиться с Россией, а затем сосредоточиться на Китае, не вполне ясно. Но точно не стоит верить в то, что очередной тактический зигзаг США вызван сменой лиц у власти с республиканцев на демократов. Скорее наоборот, постановка у власти команды Байдена и тактическое отступление в агрессии против Китая имеют одну причину. Трамп и его команда предложили американской олигархии своё видение внешней политики, оно показало свою несостоятельность, поэтому право «порулить» перешло к их оппонентам из демократической партии.
Примерно такого же мнения придерживались и в Китае. Большинство китайских экспертов по международным делам ещё до прихода Байдена к власти считали, что, во-первых, в США имеется абсолютный двухпартийный консенсус по вопросу необходимости сдерживания и борьбы с Китаем, во-вторых, за фазой агрессии последует фаза более осторожной политики в области торговых отношений и военного противодействия, в-третьих, давление на высокотехнологичные отрасли будет только усиливаться, так как это наиболее чувствительная сфера для Америки.
В ноябре 2022 г. Байден провёл очную встречу с Си, на которой три часа за закрытыми дверями обсуждались так любимые на Западе «красные линии».
«Мы будем активно соперничать, — заявил Байден, — но я не стремлюсь к конфликту, я стремлюсь к тому, чтобы регулировать это соперничество ответственным образом».
Тем самым США продемонстрировали слабость и страх перед открытой конфронтацией с КНР. Китайцы же, вместо того чтобы этой слабостью воспользоваться, продолжили свою примиренческую линию.
«Китай никогда не стремился изменить международный порядок, он не вмешивается во внутренние дела США и у него нет намерения бросать вызов США или вытеснять их», — повторил Си.
Публично «красные линии» со стороны США очерчены не были, совместной пресс-конференции после встречи не последовало. По Украине смогли «договориться» только о том, что обе стороны считают недопустимым применение ядерного оружия. Короче говоря, встреча никаких реальных результатов не принесла, кроме мутной формулировки формата отношений между странами — «ответственное соперничество».
Американская линия на ослабление конфронтации, правда в основном на словах, получила наиболее полное отражение в речи советника по нацбезопасности Салливана от апреля 2023 г., которая претендовала не только на новую внешнеполитическую программу США старо-нового кандидата Байдена, но и на некий двухпартийный компромисс. Согласно ей руководство США признало, во-первых, что рыночная экономика американского образца оказалась неэффективной и проигрывает китайской, во-вторых, что рыночная экономика и неуёмная либерализация привели к расслоению и это грозит внутриполитическим кризисом, в-третьих, что упор на финансовый сектор и сферу услуг был ошибкой и привел к деиндустриализации страны, в-четвёртых, что глобализация больше невыгодна Америке и, в-пятых, что бороться с изменениями климата нужно без ущерба для индустрии. Как видно, команда Байдена впитала часть республиканских тезисов.
Центральным элементом новой программы стала реиндустриализация Америки, то есть то, что говорил и пытался реализовать Трамп. Однако разница между подходом республиканцев и демократов состояла в том, что первые уповали только на протекционизм, а вторые завели речь о кейнсианстве, то есть активной роли государственного капитала в экономике.
В отношении Китая Салливан повторил сказанное его шефом ранее:
«Мы не прекращаем торговлю… Соединенные Штаты продолжают поддерживать прочные торговые и инвестиционные отношения с Китаем… мы конкурируем с Китаем по нескольким направлениям, но мы не стремимся к конфронтации или конфликту».
При этом США предложили ряд альтернатив проекту «Один пояс» для других стран, прежде всего PGII (Партнерство в интересах глобальной инфраструктуры и инвестиций), пообещав аж триллионы долларов инвестиций бедным странам.
С речи Салливана прошло почти полтора года, но никаких сущностных экономических реформ всё ещё не последовало. Видимо, бюрократическая громада американского государства начнёт шевелиться только после выборов, а сейчас политическая верхушка ждёт одобрения и реакции финансовых элит. Задел Салливана не менее масштабный, чем «новый курс» Рузвельта. Впрочем, реализацию этой «перестройки», как её окрестили в американской прессе, могут переложить и на республиканского кандидата, ибо она действительно по содержанию компромиссная. Тем более Трампа, похоже, будут «снимать с пробега», а это, как мне кажется, снижает шансы на победу Байдена.
Последние два года США, не отказываясь от санкций, торговой войны и экономической конфронтации с Китаем, в политической сфере имитируют разрядку. Возобновились контакты и встречи на высоком уровне, в настоящее время готовится саммит Си и Байдена. Намедни, в сентябре 2023 г., Ван И встречался с Салливаном и, как обычно, договорился договариваться дальше. Однако пока речь идёт лишь об остановке роста напряжённости, какой может быть компромисс между США и КНР, неясно. Вернее, понятно, что США продолжат пытаться разделить с Китаем мир на сферы влияния, а Китай снова откажется от подобных гегемонистических замашек.
В литературе принято всячески хвалить разрядки в отношениях между сверхдержавами. Выступать всегда за мирное и бесконфликтное разрешение противоречий и решение проблем. Однако практика холодной войны США и СССР не особо располагает верить в силу абстрактного гуманизма.
Дело в том, что пока в противостоянии СССР и Запада до и после начала холодной войны инициатива была за нашей страной, разрядки и договорённости использовались во благо СССР. Причём Сталин не боялся бить японцев в Монголии, нападать на Финляндию, присоединять Западную Украину, Белоруссию, Прибалтику и Бессарабию, поддерживать установление народно-демократических режимов в Восточной Европе. Его не пугало исключение из Лиги Наций и осуждение из Вашингтона, Лондона и Парижа, потому что руководство СССР считало, что история его оправдает.
Когда же после смерти Сталина СССР утратил инициативу в противостоянии с Западом, все разрядки, переговоры и послабления всегда играли против него. США хитро использовали наивное благодушие и миролюбие руководства КПСС.
История холодной войны учит, что она завершилась не посредством компромиссов и договорённостей, а через ликвидацию одной из сторон.
К тому же неправильно считать, что в борьбе великих держав нет правых и виноватых, прогрессивных и реакционных сил, что они равнозначны для истории, для будущего человечества. Даже если все стороны противостояния малосимпатичны и неоднозначны, всегда есть «меньшее из зол» для нас, обычных людей, для будущего нашей планеты. Поэтому нет никаких сомнений, что всякое ослабление гегемонии США есть прогрессивная тенденция мировой политики. США давно превратились в бандитствующее государство.
Руководство КПК, с одной стороны, всё это понимает и признаёт, что в идеологии партии антиимпериалистическая направленность даже развивается. Но, с другой стороны, Китай всё больше склоняется к позднесоветской политике умиротворения и поиска некоей стабильной устойчивости. Китай уповает на ООН, не желает формировать антиимпериалистический блок стран и всячески уклоняется от конфронтации с США, как будто не признавая её неизбежность.
Судить о механизмах и внутренних пружинах формирования политики КПК непросто, но несколько вещей сказать можно, как и сделать предположений.
Во-первых, с точки зрения идеологии и программной стратегии КПК в Китае до 2050 г. происходит строительство первого этапа социализма, той самой смешанной экономики, «социалистического рынка» при диктатуре КПК. В результате КПК планирует получить страну, которая будет экономическим лидером во всём, с зажиточным населением и опережающими технологиями. Поэтому ввязываться в холодную войну с США сейчас им кажется преждевременным, они предпочитают тянуть время, которое, как им кажется, работает на Китай.
Во-вторых, нам издалека кажется, что китайское общество достаточно монолитно, что китайцы — это такие послушные, боязненные азиаты-патриоты, которые ходят строем по указке партии и своего вождя Си. На самом деле это далеко не так. В КПК идёт ожесточённая внутрипартийная борьба, а абсолютное большинство простых китайцев — самые банальные обыватели, которые думают не о том, как уничтожить американский империализм, а об ипотеках, кредитах и иномарках. Поэтому управлять Китаем — означает в том числе подстраиваться под сознание и чаяния народных масс. Несмотря на усилия пропаганды КПК, китайское общество пока не особо готово к лишениям и военных конфликтам. Особенно слои богатых китайцев.
В-третьих, руководство КПК, как говорилось выше, значительно сковано масштабами аппаратов партии и государства. Мобилизационный характер политики пробуксовывает в болоте бюрократии, КПК испытывает сильный недостаток в идейных и компетентных кадрах. Это хорошо видно по содержанию отчётных докладов на съездах партии. Управлять большим государством вообще всегда очень сложно, а заставить его оперативно действовать в быстро меняющейся обстановке глобального конфликта — вдвойне.
Поэтому получается, что отношения КНР и США стихийно деградируют под действием объективного фактора — экономическое и политическое развитие Китая происходит в ущерб американской гегемонии. А внутренние условия для перехода к открой конфронтации, хотя бы в форме холодной войны, ещё только вызревают. Причём как внутри США, так и внутри КНР. Однако так или иначе, если характер власти в странах не поменяется, столкновение КНР и США неизбежно. Только история рассудит, кому окажется выгодной временная разрядка.
Анатолий Широкобородов