На рассвете украинской государственности российских читателей потрясло интервью известной тогда украинской писательницы, «полевой исследовательницы украинского секса» Оксаны Забужко. Вернувшись из европейской поездки, она оживленно щебетала о том, какое счастье перестать оглядываться на русскую культуру, избавиться от вечного комплекса неполноценности… Достаточно осмотреться в «естественном окружении» украинской культуры — Чехия, Словакия, Румыния,чтобы понять, что отставание Украины совсем невелико, совершенно не катастрофично.
Это было действительно потрясение. Человек радуется тому, что «совсем некатастрофично» отстает от культур словацкой и румынской. Если бы в качестве «естественного окружения» были бы выбраны культуры Папуа-Новой Гвинеи, Микронезии и Кирибати, так не исключено, что можно было бы даже обнаружить, что украинская культура их в чем-то даже превосходит.
Но потрясение это оставалось чисто в культурной плоскости. Ну, если человек (или сообщество людей, или даже целая нация) считает необходимым предельно снизить планку, уровень культурных притязаний — это его право, в конце концов. Хотя наблюдать со стороны такое опрощение предельно странно. Но именно тогда впервые и возник вопрос: а зачем такой вот Украине, собирающейся стать этнографически-фольклорной безделушкой, космический Южмаш? Зачем ей вообще вся огромная Новороссия, отнюдь не считающая своим «естественным культурным окружением» Папуа-Новую Словакию, не желающая становиться на четвереньки?
В конце концов, есть исторические прецеденты. К примеру, в 1965 году та же Малайзия практически выгнала из своего состава Сингапур — по этническим и экономическим соображениям. Слишком богатый и развитый (по малазийским меркам) Сингапур создавал «перекосы в экономическом развитии страны», а кроме того, большинство населения Сингапура составляли китайцы, что тоже не очень нравилось властям федерации.
Но, как показали дальнейшие события, место новой Украины на планете определяла отнюдь не полевая щебетунья Забужко.
Нация-бройлер
На протяжении последних двух веков человечество не раз сталкивалось с созданием «проектных этносов». Изначально, впрочем, речь шла всего лишь о «проектных государствах», возникающих по самым разным причинам — технические трудности двух крупных союзников в разделе свежеотвоеванной территории (Румыния), нежелательности для крупного соседа обретения слабым противником выхода к морю (Албания), необходимости привести территорию к свежесозданному стандарту «национальных союзных республик» (Азербайджан). Во всех случаях в течении двух—трех поколений на территории «проектного государства» этнос худо-бедно складывался. Во второй половине XX века в уже традиционную практику было привнесено принципиальное новшество — конструирование в «лагерях беженцев» проектного этноса не под существующее государство, а под конкретную военно-политическую задачу — бескомпромиссной борьбы с соседним государством (палестинцы). Опыт показал, что проектный этнос под конкретную задачу формируется в течение одного поколения — бройлер и есть бройлер.
Я сознательно не включаю в этот ряд арабские «нации», возникшие (или якобы возникшие) в границах молодых арабских государств. Во-первых, потому, что раскол на государственные «нации» единого древнего этноса — явление совсем другого порядка, нежели формирование новой общности из полудиких племен. Во-вторых же — и это главное — там речь шла именно о «нациях», которые завтра достаточно легко можно будет переформатировать под новые границы. Что прекрасно проиллюстрировали ирредентистские эксперименты партии БААС в середине XX века, в первую очередь проект ОАР — восторженно принимаемые населением вовлеченных стран и гибнущие исключительно по вине амбиций региональных лидеров. Не случайно единственный случай «этно-» а не «нацбилдинга» — палестинцы — произошел за колючей проволокой «лагер
ей для беженцев».
Украинский проект выламывается из общего ряда по многим причинам.
Во-первых, (не самое важное, но бросающееся в глаза в первую очередь) это один из старейших проектов. На сегодняшний день его возраст перевалил за полторы сотни лет. Во-вторых, это, кажется, единственный проект, у которого сменилось несколько хозяев (Австро-Венгерская империя, межвоенная Польша, СССР, германский рейх, США), каждый из которых, пытаясь несколько переформатировать задачи, в целом продолжал вкладывать усилия в его развитие.
В-третьих, это самый неудачный (на сегодняшний день) проект — несмотря на солиднейший для такого рода предприятий возраст, процесс этногенеза сдвинулся с мертвой точки только на протяжении последних двадцати лет.
И наконец, самое главное: изначально это был проект, сильно опередивший свое время — проект бройлера палестинского типа, формировавшийся не «под территорию», а «под задачу».
Утверждение, что единственное определение Украины негативно («Украина — не Россия») давно уже стало общим местом. Но ведь именно такова была изначальная задача, поставленная австрийскими зачинателями проекта: переформатировать последовательно пророссийских русинов Галиции в «Нероссию». К чести проектировщиков, впрочем, надо заметить, что австрийцам нужна была всего лишь «Нероссия» — задача «москалей на ножи» тогда не ставилась. Превращение «Нероссии» в «Антироссиию» — заслуга уже следующих, польских и немецких хозяев. При этом, разумеется, никакой потребности в позитивном самоопределении конструируемой «Нероссии» австрийцы не испытывали — она всего лишь должна была стать одной из второстепенных строительных конструкций для планирующегося переформатирования двуединой Австро-Венгрии в триединую Австро-Венгро-Славию. Но даже для превращения пророссийской Галиции в в сравнительно мирную «Нероссию» пришлось приложить неимоверные усилия. В частности — практически поголовно уничтожить русинскую интеллигенцию и заменить ее дюжиной полуобразованных ренегатов — первым поколением «украинизаторов».
Однако следующие хозяева превратили просто «Нероссию» именно в «Антироссию».
Антироссия
Вообще, судьба Галиции — трагедия, не имеющая исторических аналогов. Что-то подобное описывается только в фэнтезийной макулатуре — эльфы, попавшие в руки Черного властелина и после многолетних мучений обращенные им в орков.
Сегодняшняя Галичина сформирована межвоенной Польшей и нацистской Германией. И это именно «Антироссия». Во всех войнах и локальных конфликтах 90-х годов принимали участие отряды УНА-УНСО: Карабах, Приднестровье, Абхазия, Югославия, Чечня… Никаких государственных интересов Украины ни в одном из этих конфликтов не было и быть не могло. Как и не существовало у «украинцев» никаких исторических связей ни с азербайджанцами, ни с грузинами, ни с чеченцами, ни с хорватами, ни с мусульманами Боснии и Герцоговины. У галичан был только один мотив к участию во всех перечисленных войнах — на противоположной стороне воевали русские добровольцы.
Желание воевать против русских в любой точке земного шара — это единственная задача, прошитая в программе сегодняшнего галичанина. Да, знание истории позволяет понимать, что это не столько их вина, сколько их беда. Но бешенство — тоже не вина, а беда зараженных животных. Это не отменяет необходимости защищаться от опасности.
Галичане в сегодняшнем изводе — смертники. Единственная осознаваемая ими задача невыполнима по причине несоизмеримости сил. Но отказаться от нее и попытаться выработать позитивную программу самостоятельного созидательного существования без постоянного поиска возможности нового конфликта с Россией они и не пытаются. Не хотят или принципиально неспособны — пока сказать трудно.
Здесь не идет речь о добре и зле — только о жизни и смерти. Люди, не имеющие позитивных ценностей, не могущие сформулировать смысл своего существования и существования своего государства без упоминания имени «врага» — не просто хотят убивать. Они и сами не хотят жить. У них нет программы для жизни. Они служат смерти в самом прямом смысле слова.
Поэтому не надо удивляться выступлению Дмитрия Корчинского и идее «украинского Талибана». Ничего нового — просто Галичина.
Однако последние 23 года галичане существуют в границах мертворожденного «украинского государства», пользуясь правами привилегированного меньшинства. Надо понимать очень важную деталь происходящих на Украине процессов. В этническом отношении сегодняшняя Украина не двух-, а трехчастна. Первая часть — галичане и волыняне (различия между ними обе стороны до поры игнорируют). Вторая — малороссы центра и северо-запада. И третья — русские Новороссии.
Двадцатилетний языковой и образовательный террор против Новороссии — это не просто блажь русофобствующих «украинцев». Это единственный действенный механизм украинского этногенеза. Только объединившись против «граждан третьего сорта» — русских Новороссии, галичане и волыняне вместе с малороссами сплавляются в «украинцев». Если завтра «Украина» потеряет Новороссию — лопнет пружина этногенеза. Без «третьесортных» русских галичанам не останется ничего, как со всем пылом взяться за полную украинизацию «второсортных» малороссов.
Долго это не продлится — рано или поздно (скорее, очень рано) это породит не только махновщину по всему центру и северо-западу, но и слезные просьбы малороссов назад в Россию. Да и различия между Галичиной и Волынью тоже всплывут на поверхность.
Почему Галичина против федерализации
Ничего нового в этом нет. Процесс достаточно традиционный. Достаточно вспомнить, что и завершающийся, но все еще не завершенный грузинский этногенез остановился после потери Абхазии. Только в процессе колонизации Абхазии менгрелы и сваны — последние не до конца интегрированные в единый этнос племена становились «просто грузинами». Сейчас процесс прерван, и будет ли он продолжен в обозримом будущем, сказать трудно.
«Украинизаторы» все это прекрасно понимают. Именно этим, а отнюдь не «безумной нерассуждающей русофобией» объясняется террор против Новороссии. И именно этим объясняется категорической нежелание отпустить Новороссию, несмотря на все кажущиеся издержки пребывания под одной государственной крышей столь разнородных частей. И стоять насмерть против попыток федерализации их заставляют те же соображения. Федерализация с четко прописанными гарантиями для Новороссии останавливает антирусский террор и тем самым, несмотря на сохранившуюся «территориальную целостность», останавливает этногенез и запускает механизм превращения территории исторической Украины в бескрайнее Гуляй-поле.
Однако все эти соображения приводят к очень тревожным выводам. Выпавший сегодня шанс — скорее всего, последний шанс Новороссии. Если сегодня власти России не дожмут ситуацию до конца, Новороссия как этническое образование исчезнет в течение полутора-двух десятилетий.
Сегодня в сети звучит много призывов и обращений русскоязычных жителей Украины (преимущественно киевлян): «меня никто не угнетает, никто не запрещает мне говорить на русском, не надо меня ни от кого спасать, оставьте мою Украину в покое!» Наибольший резонанс вызвало обращение писателя Андрея Валентинова (Шмалько). При этом ни один из авторов не посчитал нужным сказать хоть слово о десятках убитых бандитами с Майдана. Уже одно это обстоятельство их полностью обесценивает. Но дело не в этом.
В замечательном романе «Нож» сербский писатель Вук Драшкович очень подробно описывает процесс этнического перерождения — превращение серба в боснийского «муслима». Мальчика забрали в янычары в достаточно сознательном возрасте — лет в десять. Спустя лет сорок на родину возвращается немолодой мусульманин, сделавший неплохую военную карьеру. Он строит богатый хутор недалеко от родного села, строит мечеть — но и в родном сербском селе строит богатую православную церковь. Проходят поколения. Хутор разрастается в мусульманское село. Сербы и мусульмане, все более далекие родственники, помнят, однако, о своем родстве, ходят друг к другу в гости, вместе отмечают праздники… Но шестое поколение родственников, когда возникает удобный случай — немецкая оккупация берет в руки ножи и идет вырезать сербское село. И потрясенные сербы слышат перед смертью от своих шести-, семиюродных братьев: «Мы вас всегда ненавидели!»
Но Драшкович описывает процесс традиционный. Неторопливый. Почти «естественный». Мы же имеем дело с высокотехнологичным процессом скоростного выращивания бройлера.
Российские читатели, следившие за творчеством украинских фантастов: Марины и Сергея Дьяченко (ныне ставших «Дяченками»), Андрея Валентинова, Ольги Чигиринской при желании могли заметить, как на протяжении полутора десятилетий менялось их мироощущение. Дьяченки за это время успели пройти всю дорогу, все шесть поколений. Обращение Валентинова написал представитель третьего или четвертого поколения. Резать он еще не готов. Но это всего лишь вопрос времени.
А вот боевики «Правого сектора», начинающие говорить на камеру на ломанном украинском, но быстро сбивающиеся на родной русский — это тоже люди, пробежавшие за свои пятнадцать-двадцать лет всю дорогу в шесть поколений. Правда, в отличие от «Дяченок», последовательные и не виляющие задом. Уже взявшие нож в руки. «Онижедети». Вчерашние русские дети. Сегодняшние янычары.
Это опять же не столько их вина, сколько их беда. Первое обращение, мелькнувшее в сети уже неделю назад (автора, к сожалению, не запомнил), начиналось фразой: «До сих пор мне было неловко, что я живу в Украине, но не говорю на украинском…» Дальше можно не читать. Процесс перерождения запущен. Человеку неловко, что он говорит на своем родном языке, на котором говорит, как минимум, половина его сограждан. Испытывает ли неловкость швейцарец, говорящий на ретороманском, не знающий ни немецкого, ни французского?
Постоянный, ни на день не прекращающийся прессинг можно выдержать только в одном случае — если ты заранее мобилизован. Если ты знаешь, что на тебя давит враг. Русские Новороссии и исторической Украины не были мобилизованы. Они видели в людях, осуществлявших языковой (тогда еще только языковой) террор не врагов, а сограждан, которых надо понять, в чем-то согласиться, с чем-то спорить, искать компромисс… А искать компромисс с бескомпромиссным врагом — значит, заранее обречь себя на поражение. И начинается это поражение, это перерождение с того, что тебе «неловко», что ты говоришь на родном языке. Вчерашние русские дети из «Правого сектора» — это дети, прошедшие в самом некритичном возрасте беспощадный прессинг Ирины Фарион: «Если Олэна станет Аленой, то ей надо паковать чемоданы и уезжать в Московию. Маша — форма не наша. Пусть едет туда, где Маши живут. У нас она должна быть Маричкой. Петя тоже должен отсюда уехать, если не станет Петриком. Мыколку никогда не обзывайте Колей, Ганнусю — Аннушкой, а Наталочку — Наташей».
Но именно этих, казалось бы, самых радикальных еще можно спасти. «Онижедети» — во многом действительно дети. Они пошли за простотой, ясностью и силой. Понять, что эта простота — простота смерти, они пока не в состоянии. Но показать, что привлекшая их сила — сила только кажущаяся, рассеивающаяся в рассветных лучах, как и положено нечисти — и морок схлынет. А дальше — работа для психологов и депрограмматоров. Как с людьми, спасенными из тоталитарной секты.
Если сегодня Новороссию сдадут — там все закончится очень скоро. Нацисты, пришедшие к власти, уже не ограничатся языковым террором. Начнется террор настоящий — судя по сегодняшним сообщениям из Донецка, уже начался. Самые активные, сильные, способные организовать сопротивление будут уничтожены физически. Остальных — переварят.
Еще 15-20 лет — и этногенез завершится. На восточной границе России встанет единое пятидесятимиллионное государство, руководствующееся папуаски-простой, убийственной и самоубийственной идеологией: «Москалей — на ножи!»
Мало не покажется никому. Ни нам, ни им, ни Европе, ни Штатам.
Никто не уйдет обиженным.
My Webpage