Нет ее, Украины, хохлятко. Она умерла.
Ты убил ее, хохлятко.
Ты давил ее трактором на майдане, бил ее палками и цепями, ты кидал в нее камни и зажигалки, ты колол ее шилом, ты стрелял в нее, когда она пыталась остановить тебя в твоем безумии.
Ты пытал ее в Украинском доме, ты выбил ей глаз и бросил умирать за сценой майдана.
Ты ловил и жег ее в автобусах, когда пыталась уехать от тебя, зашедшегося в экстазе разрушения. И когда она пыталась бежать из подожженых автобусов, ты отлавливал ее в полях и забивал палками.
Ты расстреливал ее с вертолетов за то, что она решила отгородится от обезумевшего тебя. Ты стрелял в нее и давил, когда она пыталась руками остановить твои БТРы.
Ты жег, кромсал, убивал ее в Одессе, и глумился над ее изувеченным телом.
И она умерла. Украины больше нет, хохлятко.
И тебя тоже нет. Ты мертвенький, жовто-блакитненький.
Ты спросишь: «Ну, как же? Вот же я. Вот у меня даже паспорт громодянина Украины есть.»
Человек, чье имя записано в твоем паспорте, умер, когда ты появился, хохлятко. В тот момент, когда ты прохрипел свои первые слова «Украина понад усе», «хто не скачет, тот москаль», «коммуняку на гиляку, москалив на ножи», тот человек умер.
А ты нежить, хохлятко, упырь, мертворожденный.
И как всякая нежить, ты будешь и дальше убивать. Это такое свойство нежити — стремиться убить все живое, до чего может дотянуться, превратить все, чего коснется в тлен и дерьмо.
По-этому долг каждого человека — упокоить нежить.
Вот так:
Повешенные нацистские преступники на Площади Калинина (ныне - Майдане незалежности). Январь 1946 года. Это сейчас то место в Киеве, где ставят подмостки для выступлений. Напротив теперь дом Профсоюзов.
источник