Судя по официальным сообщениям, последняя крупномасштабная боевая задача – ликвидировать оплот ИГИЛ* в Дейр-эз-Зоре, а добивание анклавов – дело техники. А тут – и окружение, и погибший генерал, и пленные… А сейчас еще и самолет.
Опять потери… Летчики. Пилот Юрий Медведков и штурман Юрий Копылов.
Согласно сообщению Министерства обороны России, «10 октября во время разгона на взлет с аэродрома Хмеймим для выполнения боевой задачи самолет Су-24 выкатился за пределы взлетно-посадочной полосы и разрушился. Экипаж не успел катапультироваться и погиб».
Казалось бы, потери небоевые – техническая неисправность машины. Но факт в том, что в связи с интенсификацией боевых действий Сирии в последнее время и люди, и машины работают просто на износ, разрываясь между целым рядом направлений от Идлиба до Дейр-эз-Зора.
Общими усилиями удалось ликвидировать непосредственную угрозу важнейшей наземной линии снабжения группировке российско-сирийской коалиции, действующей в провинции Дейр-эз-Зор.
Как сообщает информационное агентство ANNA-News со ссылкой на военные источники, «части САА выбили террористов из окрестностей нефтегазового месторождения аль-Хаиль и горного хребта Джебель-Тантур, сняв угрозу захвата Сухны и установив контроль над утерянными участками трассы в направлении Пальмиры».
Началось все 28 сентября, когда боевики ИГИЛ* начали внезапную наступательную операцию, нанеся несколько ударов мобильными отрядами на «тачанках» при поддержке легкой бронетехники на нескольких участках трассы М20 «Дамаск – Дейр-эз-Зор». К вечеру первого же дня наступления создалась очень опасная ситуация, когда возник риск захвата террористами городов Сухна и Пальмира.
Как сообщил военкор Роман Сапоньков, вечером 28-го числа порядка 300 бойцов 18-й дивизии САА, поддавшись паническим слухам, снялись со своих боевых постов с полным вооружением и выехали в сторону Хомса, в результате чего на участке от Сухны до Пальмиры образовалась 30-километровая брешь. Положение спасли «неназванные силы», которые «всю ночь пинками загоняли беглецов на позиции, организовывали и высаживали десант в эти два города».
Надо ли дополнительно объяснять, о каких «неназванных силах» идет речь?
Совершенно очевидно, что российское участие непосредственно в боевых действиях не ограничивается исключительно огневой поддержкой правительственных сил со стороны ВКС и ВМФ.
Однако именно сейчас, когда от террористов освобождено уже порядка 90 процентов территории страны и военная операция выходит на финальную стадию, может возникнуть впечатление, что что-то пошло не так.
19 сентября взвод российской военной полиции несколько часов ведет бой в окружении многократно превосходящих сил боевиков «Джебхат ан-Нусры» в провинции Идлиб, и на его деблокирование приходится экстренно бросать бойцов ССО и ЧВК.
24 сентября становится известно о гибели накануне на командном пункте в районе города Дейр-эз-Зора генерал-майора Валерия Асапова, убитого прямым попаданием в результате обстрела по точному целеуказанию.
28 сентября в ходе наступления ИГИЛ в районе поселке Аш-Шола провинции Дейр-эз-Зор в плен к террористам попадают двое бойцов из неофициального состава нашего воинского контингента в Сирии.
И это далеко не полный перечень даже общеизвестных фактов. Не говоря уже о том, что дополнительно всплывает на неофициальных или региональных информационных ресурсах и в социальных сетях.
Сторонникам апокалиптической версии все ясно – «военная авантюра», «беспросветное болото», «афганская ловушка», «что и требовалось доказать».
У людей же сочувствующих появляются вполне естественные и закономерные вопросы. В чем дело? Казалось бы, судя по официальным сообщениям, «еще немного, еще чуть-чуть», последняя крупномасштабная боевая задача – ликвидировать ключевой оплот ИГИЛ в Дейр-эз-Зоре, а добивание оставшихся анклавов – это уже дело техники.
А тут – и окружение, и погибший генерал, и пленные... А сейчас вот еще и самолет, который просто до смерти устал...
Как объяснить наблюдаемый общий рост потерь? Что это – какой-то сбой в системе или принципиально иной уровень вовлеченности в конфликт?
Объективное состояние сирийской армии к моменту начала нашей антитеррористической операции два года назад, на фоне высокой боеспособности боевиков, изначально предусматривало непосредственное участие определенной части нашего контингента, от рядовых бойцов до генералов, в наземных операциях.
Проблема с сирийской армией, несмотря на уже проделанный нашими военными специалистами огромный объем работ, до конца еще, к сожалению, не решена.
Так что никакого сбоя в системе нет. Есть целый ряд объективных факторов, негативно влияющих на текущую ситуацию.
Во-первых, по мере развития наступления все дальше на восток к Евфрату происходит растягивание коммуникаций, что существенно усложняет снабжение наступающих войск и повышает их уязвимость.
Во-вторых, увеличение площади территории, контролируемой официальным Дамаском, создает проблему их уязвимости в условиях ограниченной численности армейских и полицейских подразделений.
Выделение дополнительных наземных сил для надежной охраны коммуникаций может привести к критическому ослаблению наступающей группировки. А дефицит таких сил может приводить к последствиям, которые мы наблюдали начиная с конца сентября, во время того самого контрнаступления, названного боевиками ИГ* «походом имени Шейха Абу Мухаммеда аль-Аднани».
Следующая проблема, актуальная применительно к Дейр-эз-Зору, – удаленность театра боевых действий от авиабазы Хмеймим, расположенной на западе страны. Этот фактор непосредственно сказывается на оперативности и эффективности поддержки наземных войск штурмовой авиацией. Подлетное время штурмовиков увеличивается, а время непосредственно боевой работы сокращается – топливные баки-то не резиновые.
Еще одна существенная проблема – лояльность населения освобожденных от террористов территорий и объективная невозможность провести на них полноценные фильтрационные мероприятия.
Ее недавно замечательно описал Евгений Крутиков: «И еще год назад впервые возник вопрос о том, как относиться к тем, кто нормально интегрировался в ИГИЛ на бытовом уровне. Разговоры о том, что слишком многие посчитали для себя нормальным и даже приятным переместиться в средневековье, долгое время считались неполиткорректными».
Примером того, как подобные риски из сферы политических и морально-этических переходят в непосредственно военную сферу, стала недавняя ситуация в городе Карьятейне. Этот важный логистический узел был взят под контроль правительственными силами в марте прошлого года в ходе операции по освобождению Пальмиры.
29 сентября в рамках того самого «похода» имени безвременно успокоенного «бармалея» перешел в руки ИГИЛ при поддержке местного населения, и бои за него продолжаются до сих пор.
Однако даже взятые в сумме, все вместе перечисленные негативные факторы не создали бы перед нашей группировкой тех проблем, с перечисления которых я начал этот текст.
Существует еще один фактор, который по значимости я бы, пожалуй, поставил на первое место.
Как заявил еще 4 октября официальный представитель Министерства обороны России генерал-майор Игорь Конашенков, «Мы не раз обращали внимание, что основным препятствием для завершения разгрома ИГИЛ в Сирии является не боеспособность террористов, а поддержка и заигрывание с ними американских коллег».
При всем скептицизме, который немалая часть общественности может испытывать к официальным заявлениям наших военных, данное утверждение в полной мере отражает сложившееся положение дел.
Действительно, боеспособность вооруженных формирований ИГИЛ по сравнению со временем начала нашей сирийской кампании снизилась очень сильно.
Наиболее боеспособными остаются подразделения террористов, сформированные из выходцев с постсоветского пространства. Граждане центральноазиатских республик, жители Украины, боевики с Северного Кавказа, даже белорусы отметились – такой вот террористический интернационал.
Именно они продолжают оказывать наиболее ожесточенное сопротивление. Так было в Акербате, где порой доходило чуть ли не до рукопашной. Так происходит сейчас в Дейр-эз-Зоре.
Однако численность выходцев из республик бывшего СССР ограниченна.
Достаточно эффективно продолжают действовать боевики ИГИЛ из Ирака, составившие некогда ядро группировки. Именно они стали главной ударной силой в рейдах террористов по коммуникациям наступающей группировки российско-сирийской коалиции в конце сентября. Но и здесь высокие потери и необходимость войны на несколько фронтов дают о себе знать
Местные же сирийские «кадры», набранные из всяческих асоциальных элементов и подростков, воюют весьма вяло и неохотно (как сказал один товарищ, «в шестнадцатом году такого не было»).
Плюс к этому на общую боеспособность вооруженных формирований ИГИЛ в Сирии влияет и переброска боевиков с Ближнего Востока в Афганистан, о которой со ссылкой на информированный источник я говорил в одной из предыдущих колонок.
Данная информация получила официальное подтверждение буквально на днях. 5 октября на совещании руководителей спецслужб и органов безопасности России и иностранных партнеров в Краснодаре руководитель Антитеррористического центра государств СНГ генерал-полковник полиции Андрей Новиков сообщил: «С осени 2016 года наблюдается переброска значительных сил боевиков ИГИЛ из Сирии и Ирака на территорию Вазиристана (Пакистан)».
На этом фоне объективного снижения боеспособности террористов именно «поддержка и заигрывание» американских спецслужб является основной причиной столь напряженного и тяжелого характера вот этого самого «последнего боя» с ИГИЛ в Сирии.
Факты взаимодействия с террористами и прямого пособничества им, в общем-то, налицо, хотя «американские коллеги» их всячески отрицают (точно так же, как и наше военное ведомство упорно отрицает другие вполне очевидные факты – это война, и ничего удивительного в этом нет).
Отчетливый след наших «американских коллег» есть и в массированном наступлении «Джебхат ан-Нусры» в Идлибе, и в точечном попадании в командный пункт, на котором погиб генерал Асапов, и в операции ИГИЛ с целью перерезать трассу М20, в ходе которой попали в плен наши бойцы.
Можно вспомнить и опосредованные поставки оружия террористам ИГИЛ и «Джебхат ан-Нусры» через структуры так называемой умеренной оппозиции, и практически беспрепятственное продвижение вооруженных отрядов «Сирийских демократических сил» по контролируемым ИГИЛ территориям на восточном берегу Евфрата с целью воспрепятствовать освобождению этих районов правительственными силами, и «черную дыру» на стыке сирийской, иорданской и иракской границ, ставшую фактически зоной безопасности и плацдармом для действий мобильных групп террористов под прикрытием военной базы США в Ат-Танфе (которую «американские коллеги», в свою очередь, прикрывают лагерем беженцев), и многое-многое другое, подтверждаемое самыми разными источниками, из чего складывается вполне определенная картина.
Противник заставляет нас распылять и без того ограниченные силы и средства и всеми способами старается задержать наступление на ключевом театре «последнего боя» с боевыми подразделениями ИГИЛ – в Дейр-эз-Зоре.
Эта провинция – центр сирийской нефтяной промышленности. Взятые под контроль ИГИЛ в 2014 году нефтяные поля, простирающиеся от Дейр-эз-Зора, столицы провинции, до города Абу-Камаль в районе сирийско-иракской границы, представляют критически важное значение как непосредственно для ИГИЛ, так и для наших «американских коллег».
Для первых это последняя реально значимая кормовая база на территории Сирии. Для вторых недопущение взятия нефтяных месторождений под контроль правительственными силами означает сохранение в своих руках важнейшего инструмента влияния на дальнейшие события.
Именно поэтому спецслужбы США, с одной стороны, оказывают поддержку террористам и координируют их действия, стимулируя активное сопротивление и контрудары, с другой, содействуют скорейшему занятию нефтеносных территорий отрядами «Сирийских демократических сил» (для этой цели в начале сентября сказочные «борцы с терроризмом» даже перебросили значительные силы СДС из-под Ракки, ибо «столица» ИГИЛ может и подождать, а вот нефтяные поля ждать не могут).
Да, за эти территории фактически идет гонка, но сводить все к банальной битве за нефть не считаю уместным.
При всем моем неприятии очень многих вещей в мире капитализма, исходящие от террористических структур угрозы не иллюзорны, и есть все-таки очень большая разница между теми, кто получает теневые доходы от контрабанды нефти (аналогично с наркобизнесом в Афганистане) и обеспечивает финансирование людоедам, и теми, кто финансирует истребителей людоедов.
За нефтеносные районы враг цепляется всеми своими оставшимися когтями и зубами, и в огромной степени именно поэтому заключительная горячая фаза нашей антитеррористической операции сопряжена со всевозможными осложнениями.
Так что, говоря о «последнем бое», не будем забывать о том, что «он трудный самый»...
источник