Когда речь заходит о перипетиях современной эпохи, о страшных событиях, что сегодня сотрясают Юго-Западный край Руси, важно понимать, что происходящее там уже имело место в истории. Что мрачные времена украинства, ядовитой субстанции, инфекции, разрушающей данную землю, уже накрывали города и веси этой дальней русской стороны.
И да, сторона именно русская, а украинство — именно чужеродная и вредоносная бацилла, поражавшая её коварно и всегда кроваво. Пока всякий раз не приходило спасительное очищение.
И что бы ни рассказывала киевская и западная пропаганда, свидетельств русскости края (равно как и деструктивной искусственности украинства) великое множество. Прежде всего это литература и многочисленные биографии людей, которые часто в литературе и отражены.
В своё время мы уже обращались к таким свидетельствам, например, в статье «Антон Семёнович Макаренко и вопросы украинства». Сегодня мы бы хотели вновь вернуться к литературным документам и рассмотреть с данного ракурса некоторые страницы легендарного романа «Как закалялась сталь», написанного замечательным русским писателем и удивительной судьбы человеком — Николаем Алексеевичем Островским.
И вновь показательно, что уроженец Волынской губернии и многолетний житель Шепетовки (ныне Хмельницкая область так называемой Украины), то есть коренной представитель западенщины, оказался чисто русским писателем.
Николай Островский действительно родился на Волыни в 1904 году, а детство и юность провёл в Шепетовке, крупном железнодорожном узле на западе Российской империи. Это местечко подробно описано в отчасти автобиографическом романе «Как закалялась сталь». И так как годы отрочества писателя пришлись на революцию и последовавшую за ней Гражданскую войну, то именно эти события и служат иллюстративным материалом, на фоне которого показана жизнь западнорусского городка.
В книге описывается становление личности главного героя — легендарного Павки Корчагина. Его, как и будущего писателя, жизнь с самого детства не баловала, постоянно заставляя проявлять волю в труде, борьбе и отношениях с другими людьми.
Кратко напомним сюжет первой части произведения: охваченная смутой Гражданской войны и безвластия территория, где немцы-интервенты сменяются бандами петлюровцев, а большевики, которым вначале не удалось задержаться в Шепетовке, оставляют после себя небольшую подпольную ячейку. Местные подростки из рабочей среды, к которым и относится Корчагин (трудящийся на местной электростанции), пытаются разобраться в стремительных изменениях жизни и одновременно становятся свидетелями новой власти в лице откуда-то взявшихся «украинских самостийников».
Начать хотя бы с того, что ребята (в том числе с русскими фамилиями, а ведь это ныне Западная Украина) решительно не принимают и не понимают «первородного украинства». В то же время достаточно посмотреть на то, что оно из себя представляло, чтобы осознать, почему так происходило и почему Корчагин и его друзья решительно встали на сторону красных.
Обратимся к четвёртой главе первой части романа:
«Острая, беспощадная борьба классов захватывала Украину… Губернию залила лавина петлюровских банд разных цветов и оттенков: маленькие и большие батьки, разные голубы, архангелы, ангелы, гордии и нескончаемое число других бандитов.
Бывшее офицерье, правые и левые украинские эсеры — всякий решительный авантюрист, собравший кучку головорезов, объявлял себя атаманом, иногда развертывал желто-голубое знамя петлюровцев и захватывал власть в пределах своих сил и возможностей.
Из этих разношерстных банд, подкрепленных кулачеством и галицийскими полками осадного корпуса атамана Коновальца, создавал свои полки и дивизии ''головний атаман Петлюра''».
Замечательное свидетельство. С одной стороны, хорошо видно, что государственный флаг нынешней т. н. Украины сто лет назад был просто местечковым полотнищем обыкновенных бандитов. С другой стороны, этим же подтверждается, что украинство несли форменные головорезы. С третьей — характерно, что все украинские словечки автор (местный житель, на минуточку) берёт в кавычки — лучшая пощёчина всем поборникам «древней украинской нации».
Характерно и знакомое до боли поведение «украинского» обывателя, который:
«…продирая утром заспанные глаза, открывая окна своих домишек, тревожно спрашивал ранее проснувшегося соседа:
— Автоном Петрович, какая власть в городе?
И Автоном Петрович, подтягивая штаны, испуганно озирался:
— Не знаю, Афанас Кириллович. Ночью пришли какие-то. Посмотрим: ежели евреев грабить будут, то, значит, петлюровцы, а ежели “товарищи”, то по разговору слыхать сразу. Вот я и высматриваю, чтобы знать, какой портретик повесить, чтобы не влипнуть в историю, а то, знаете, Герасим Леонтьевич, мой сосед, недосмотрел хорошо, да возьми и вывеси Ленина, а к нему как наскочат трое: оказывается, из петлюровского отряда. Как глянут на портрет, да за хозяина! Всыпали ему, понимаете, плеток с двадцать. “Мы, — говорят, — с тебя, сукина сына, коммунистическая морда, семь шкур сдерем”. Уж он как ни оправдывался, ни кричал — не помогло».
При этом рабочие «с затаенной ненавистью смотрели на желто-голубые знамена петлюровских громил. Бессильные против этой волны самостийного шовинизма, оживали лишь тогда, когда в городок клином врезались проходившие красные части, жестоко отбивавшиеся от обступивших со всех концов жовто-блакитников».
«Самостийный шовинизм», «жовто-блакитники» — вся эта уничижительная терминология сама по себе является наглядным свидетельством того, как на самом деле обстояли дела у украинства. Оно было чужим, странным и страшным даже на самом западе той территории, которую сейчас называют Украиной (ведь описываемые события происходили на современной Хмельнитчине!).
Бесценны на страницах романа и портретные иллюстрации, так сказать, первородное украинство в лицах. К примеру, образ полковника Голуба, лидера отряда петлюровских головорезов, и его приспешников:
«Красив пан полковник Голуб: брови черные, лицо бледное с легкой желтизной от бесконечных попоек. В зубах люлька. Был пан полковник до революции агрономом на плантациях сахарного завода, но скучна эта жизнь, не сравнять с атаманским положением, и выплыл агроном в мутной стихии, загулявшей по стране, уже паном полковником Голубом».
Не на современной ли Украине бывшие актёры, лицедеи, спортсмены и прочие артисты выбиваются в атаманы и даже президенты?
Хороши и новоиспечённые «украинцы», собравшиеся на вечере пана Голуба в местном театре: «весь “цвет” петлюровской интеллигенции присутствовал на нем: украинские учителя, две поповские дочери <…> мелкие подпанки, бывшие служащие графа Потоцкого, и кучка мещан, называвшая себя “вильным казацтвом”, украинские эсеровские последыши. <…> Одетые в национальные украинские костюмы, яркие, расшитые цветами, с разноцветными бусами и лентами, учительницы, поповны и мещаночки были окружены целым хороводом звякающих шпорами старшин, точно срисованных со старых картин, изображавших запорожцев».
Что тут и сказать: жизнь — театр, и украинствующие в нём — актёры!
Примечателен и образ хорунжего пана полковника Голуба. Ведь это классический (и так хорошо знакомый в наши дни) пример выруси. В прошлой жизни русский подпоручик Полянцев, в новой реальности он превратился в «хорунжего» Паляныцю. По должности адъютант петлюровского полковника фактически этот перевёртыш был бандитом, насильником и убийцей.
Любопытно засвидетельствованы и взаимоотношения петлюровцев. Так, театральный вечер в честь пана полковника Голуба (где местная публика «накачивалась в буфете первачом») закончился побоищем с бандой другой важной «жовто-блакитной» птицы — атаманом Павлюком.
Да, первородное украинство, представленное всевозможным сбродом, смешно в своей цирковой мишуре. Но оно же и страшно в своём чудовищном нечеловеческом зверстве.
Там же в романе Островского подробно описывается погром еврейского квартала, учинённый всё той же Паляницей и его петлюровскими жовто-блакитными бандитами.
«А в городе уже шел разгром. Вспыхивали короткие волчьи схватки среди не поделивших добычу громил, кое-где взметывались выхваченные сабли. И почти всюду шел мордобой. Из пивной выкатывали на мостовую дубовые десятиведерные бочки.
Потом ползли по домам.
Никто не оказывал сопротивления. Рыскали по комнатушкам, бегло шарили по углам и уходили навьюченные, оставив сзади взрыхленные груды тряпья и пуха распоротых подушек и перин. В первый день было лишь две жертвы: Рива и ее отец, но надвигавшаяся ночь несла с собой неотвратимую гибель.
К вечеру вся разношерстная шакалья стая перепилась досиня. Замутевшие от угара петлюровцы ждали ночи.
Темнота развязала руки. В черной темени легче раздавить человека: даже шакал и тот любит ночь, а ведь и он нападает только на обреченных.
Многим не забыть этих страшных двух ночей и трех дней. Сколько исковерканных, разорванных жизней, сколько юных голов, поседевших в эти кровавые часы, сколько пролито слез! И, кто знает, были ли счастливее те, что остались жить с опустевшей душой, с нечеловеческой мукой о несмываемом позоре и издевательствах, с тоской, которую не передать, с тоской о невозвратно погибших близких. Безучастные ко всему, лежали по узким переулкам, судорожно запрокинув руки, юные девичьи тела — истерзанные, замученные, согнутые».
До чего дикая и ужасающая картина! Но самое чудовищное то, что в XXI веке её бесконечно уродливые кровавые образы оказываются знакомыми. Ведь это то, что творят современные украинствующие на территориях, которые оказываются под их властью.
Недалеко ушли нынешние последователи своих «самостийных жовто-блакитных» предшественников и в другом: «На сытых лошадях появились в городке крепкие мужички из ближних деревень, нагружали подводы тем, что облюбовывали, и, сопровождаемые своими сынами и родственниками из голубовского отряда, спешили обернуться два-три раза в деревню и обратно».
Так хуторские поборники украинства прикарманивали добро жертв погрома, пока их вооружённый авангард грабил, насиловал и убивал беззащитных и безоружных людей.
Сразу вспоминаются картины разграбленных супермаркетов и обозы, нагруженные всевозможной бытовой техникой, которая потом оказывалась в «мирных» городах «безобидной» Украины.
Таковы неприглядные образы украинства, представленные в великом романе Николая Островского «Как закалялась сталь». Их актуальность, пожалуй, поражает больше всего. Всё-таки за сто лет ничего принципиально нового идеологи этого античеловеческого деструктивного течения так и не смогли придумать.
Сергей Газетный