Межгосударственные отношения и дипломатия — это одна из самых лицемерных сфер общественных отношений. Изучать дипломатию исходя из фактов самой дипломатии — всё равно, что писать историю на основе одних только мемуаров правильно подобранных персонажей. У каждого участника дипломатического процесса своя правда прежде всего потому, что не бывает дипломатии без двойного дна. Даже когда субъекты межгосударственного общения нашли точку соприкосновения своих интересов в противодействии общему врагу, их искренность весьма относительна.
Вопреки всем декларациям Устава ООН и идеологии равноправных, взаимовыгодных, уважительных международных отношений, главным и основным их содержанием остаётся соотношение военно-политического потенциала стран, на основе которого и складываются реальные взаимосвязи. Государство с внушительным военно-политическим потенциалом тысячами способов вынуждает политику государств с меньшим потенциалом подстраиваться под свои интересы, требования и задачи.
Причём к факторам воздействия относятся не только действия в чисто политической области вроде дипломатического давления или вмешательства во внутренние дела страны, но и меры экономического характера. Поскольку современный уровень производства и способ его организации объективно завязывают национальную экономику на мировой рынок, постольку те субъекты международной торговли, которые обладают большими возможностями воздействия на финансы, регуляцию торговых цепочек, установление цен, доступ к ресурсам, технологиям и т. д., оказывают прямое воздействие на рост или снижение национальной экономики. А экономика, в свою очередь, в конечном счёте определяет границы того самого военно-политического потенциала.
Поэтому американская гегемония тысячей военных баз, семью флотами, тысячами шпионов, десятками тысяч агентов влияния и многочисленными институтами мягкой силы только опоясывает мир, а душит его она диктатурой доллара и технологическим превосходством, то есть экономически.
Что такое военно-политический потенциал? Это абстрактное понятие, которое отражает вес того или иного государства на мировой арене. В конечном счёте он сводится к способности вести полномасштабную войну одного государства с другим. Наличие у ядерных держав фатального вооружения и гарантированных средств его доставки делает их военно-политический потенциал как бы всеохватным. С другой стороны, соотношение военно-политических потенциалов стран только отчасти можно представить в виде некоторого мирового рейтинга. Ясно, что соотношение военно-политического потенциала, например, США и Мексики — одно, а США и Лаоса — иное чисто из-за географической отдалённости субъектов. Именно для того чтобы нивелировать значение расстояний, США создали авианесущие флоты и поддерживают сотни военных баз с полным материально-техническим обеспечением, чтобы в короткие сроки развернуть значительную войсковую группировку практически в любом уголке планеты.
Военно-политический потенциал до момента начала реальной военной конфронтации является оценочным, субъективным понятием. Каждая страна самостоятельно оценивает свои возможности противостояния с соседями и теми державами, которые называют мировыми. И в этих оценках по понятным причинам очень много преувеличений, преуменьшений, тумана и дезинформации.
Если содержанием международных отношений является соотношение потенциалов, то их сущность — это конкурентная борьба. И мировой рынок, и неравномерность распределения ресурсов, и исторически сложившаяся неравномерность развития стран порождает перманентную борьбу за все факторы производства и потребления. Мирное и уважительное сосуществование стран — это крайне хрупкое состояние, во многом лицемерное, потому что всё равно всегда есть страна или группа стран, которые извлекают из него больше выгод.
Существенной особенностью международных отношений является тот исторический путь, который они прошли от старой колониальной конфигурации к новой конфигурации, отражённой в международном праве и Уставе ООН. Прошлое представляет собой разделение стран на империи и колонии или полуколонии. И это, естественно, довлеет над настоящим. Европейские страны продолжают себя вести по-имперски, пользуясь своим культурным влиянием и реальными фактами привнесения цивилизованности отсталым народам. Бывшие колониальные народы свою отсталость и проблемы списывают на то, что их грабили, уничтожали, унижали и т. д. США себя считают светочем свободного мира, потому что, с одной стороны, противостояли старым колониальным империям, с другой — сумели найти новые формы неоколониального, долларового подчинения, которые они считают правомерными и даже справедливыми (американское мессианство и либерализм). Европейские государства, которые насоздавали великие державы после первой и второй мировых войн, погрязли в местечковом национализме и активно торгуют суверенитетом. Всё это теоретики международных отношений как будто бы не замечают, они рассматривают межгосударственные отношения только через призму формально-юридического порядка, установившегося после Второй мировой войны.
В период существования СССР была попытка установления принципиально иных принципов отношений внутри стран «лагеря социализма». Идея была в том, чтобы сблизить государства политически до такой степени, чтобы ликвидация всех неравномерностей (кадровых, ресурсных, технологических) воспринималась как благо для всех. После развала СССР и быстрой ликвидации коммунистических режимов в соседних странах отношения моментально снова стали конкурентными до степени конфронтации даже между бывшими республиками самого СССР. До сих пор со всех сторон продолжаются пересуды, кто кого в тот период истории «кормил» и как ужасно всем народам жилось под «игом Москвы». Практика показала, что без сильной центральной власти и тотальной идеологии сами люди оказались не готовы к подобному, по логике более рациональному, общежитию.
Актуальность рассмотрения зигзагов отношений КНР и США практически для всех бесспорна, так как «кейс КНР-США» составляет значительную часть международных отношений вообще и сегодня прямо или опосредованно влияет на взаимодействия остальных государств. Более того, США намеренно раскалывают мир на два враждующих лагеря, навязывая логику «кто не с нами, тот с Китаем».
В Китае же, если чуть углубиться от официальных реляций в общественную полемику по поводу проблематики международного положения, можно увидеть не совсем привычные российскому читателю взгляды.
Европейский аналитический центр The European Council on Foreign Relations дал краткую сводку того, как китайские интеллектуальные элиты оценивают международное положение в свете СВО.
Во-первых, китайцы видят в России младшего партнёра, поддержка которого на стратегическом уровне необходима из-за глобального соперничества с США.
«Общие представления постзападного мирового порядка составляют важнейший элемент китайско-российской совместной международной повестки дня. Ослабление гегемонистского влияния США — то, что обе страны называют “демократизацией международных отношений”».
Во-вторых, США используют конфликт на Украине, чтобы окружить Китай, сплотить вокруг себя как можно больше стран, но им это не удаётся.
«В отличие от холодной войны, Запад добился небольшого успеха в мобилизации стран на свою сторону. В общей сложности 157 стран не поддерживают ни Запад, ни Китай в вопросе Украины».
Таким образом, в китайском обществе всё меньше сомнений, что мир скатился к новой холодной войне и всё меньше доверия к формально-юридической системе ООН и дипломатической идеологии, маскирующей борьбу великих держав и формирование двух полюсов силы. И с выводами европейцев сложно не согласиться.
Так, директор Института международных исследований Университета Цинхуа и главный редактор Китайского журнала международной политики Янь Сюэтун в своей недавней статье пишет, что в мире фактически сложилась биполярная структура США — Китай. Многополярность, по его мнению, как процесс продолжается уже 30 лет, однако он не дал никаких весомых результатов. Янь утверждает, что американские политики избегают понятия биполярности, чтобы на словах не признавать могущества КНР. А китайские политики используют понятие многополярности, чтобы не дразнить Россию, Индию, Японию, Бразилию и европейские страны. Многополярность, таким образом, по его мнению, — не более чем политкорректный дипломатический термин, а не объективная реальность.
Янь критикует представления о том, что ЕС является самостоятельным полюсом силы из-за величины его экономики. Говорит, что и в годы холодной войны экономика Европы была сопоставима с экономикой США, но её политика не являлась самостоятельной. Он, между прочим, хвалит Макрона, который ещё в 2019 году сказал, что гегемонии Запада пришёл конец, и всем странам придётся выбирать между США и Китаем. России же, по мнению Яня, не хватает экономической самостоятельности и экономической мощи, чтобы составить равную конкуренцию США.
Последние же события из мира дипломатии США — риторика отказа от новой холодной войны, выдвижение курса на нормализацию отношений с Китаем, визиты госсекретаря и министра финансов в Пекин — приводят к кривотолкам. Например, известный «патриотический» критик СВО, генерал-полковник в отставке Ивашов прямо заявляет, что Москва своими действиями на Украине «спасла НАТО» и подтолкнула Китай на сближение с США. Отчасти Ивашов прав в том, что США действительно удалось подмять под себя Европу в борьбе с РФ, но из этого факта он делает ангажированные выводы, выгодные для его политической позиции. Китай меньше всего похож на страну, которой легко манипулировать. Даже из сближения с КНР в 1980-е гг. Америке не удалось извлечь какие-то выгоды в противоборстве с СССР.
Для того чтобы правильно оценить этот последний дипломатический зигзаг в паре США-КНР, необходимо беспристрастно рассмотреть историю отношений этих стран не столько с точки зрения дипломатии, сколько с точки зрения той глобальной конкуренции: экономической (мощь финансов против мощи производства), политической (американский капитализм против китайского социализма) и духовной (западный индивидуализм против азиатского коллективизма).
Многие не понимают, что гегемония США хрупкая и действует больше из страха перед утратой блеска своей надменной физиономии носителя универсальных ценностей и смыслов, из страха, что вскроется порочность, несправедливость её модели общества как таковой. Так было и в противостоянии с СССР, так происходит и сейчас.
Для нас также важно понять, какова прочность стратегического партнёрства с Китаем, в какой степени оно отвечает интересам борьбы нашей страны за суверенитет, за будущее в противостоянии с США и НАТО.
Анатолий Широкобородов