В прошлой статье мы затронули проблему русофобии внутри самого русского общества. Проблему, уходящую своими корнями в глубокое прошлое нашей страны. Проблему, которую многие не замечают или стараются не замечать, считая, что недовольство теми или иными сторонами русской жизни и истории вполне обоснованно, что наша отсталость от Запада есть факт неоспоримый, а коли так, самоуничижение и самобичевание не должны никого смущать.
Культура, построенная на пренебрежении к историческому прошлому и настоящему? Норма. Бытовая самоирония, переходящая в болезненный комплекс неполноценности? Почему бы и нет? Этнические соседи, щеголяющие своим мнимым превосходством? Конечно, они и правда лучше нас. Такого рода представления являются естественными для очень многих людей. Что ж, продолжим разговор об истоках этого явления.
II
В предыдущей беседе мы пришли к выводу, что первые крупные зёрна пренебрежения к национальному русскому быту и культуре были заронены в XVII столетии и в этом же столетии дали свои первые ростки. Действительно, XVII век является переломным для нашей истории. Начало этой эпохи ознаменовано кризисом государственности и международной военной интервенцией во главе с поляками и шведами, более известной как Смутное время. В результате этих событий к власти в России пришла новая династия — Романовы.
Явление это уже само по себе является символом мощного сдвига, который в дальнейшем принципиальным образом изменит жизнь нашего Отечества. Именно представители этой династии запустили тектонические процессы, которым было суждено полностью трансформировать Россию. Результаты этой трансформации кто-то восторженно принимает, а кто-то считает их самой фатальной ошибкой в русской истории, но так или иначе мы все живём в реальности, которая является следствием этих преобразований. И проблема внутренней русофобии тоже проистекает из них.
Безусловно, в данном разговоре нужно учитывать и то, что у носителей неприязни или даже ненависти к своей культуре всегда были противники, которые решительно не принимали те преобразования и взгляды, что противоречили русскому национальному духу. Поэтому уместно вести речь не только о «русской русофобии», но и о грандиозном гражданском общественном конфликте, который, пожалуй, не завершился до сих пор.
Зримое начало этого конфликта легко просматривается в середине XVII века и носит общепринятое имя церковного Раскола, который начался в 1650-е годы после реформ, инициированных патриархом Никоном.
Формально суть реформы сводилась к правке богослужебных книг и замене двуперстного крестного знамения на троеперстное для более полного соответствия новогреческому православному обряду. Большинство людей в наше время совершенно не понимает, как можно было прийти к непримиримому кровавому столкновению из-за таких, казалось бы, мелочей. Действительно, такая ли уж большая разница в том, чтобы два или три раза произносить «аллилуйя» и двумя или тремя пальцами креститься? В действительности всё не так просто, и причины, расколовшие русское общество на многие столетия, имеют гораздо более глубокий характер.
В предыдущей статье мы уже упоминали про концепцию «Москва — Третий Рим», суть которой заключается в том, что Москва — это единственный центр истинного христианства и православия. Земли бывшей Византии, включая Царьград/Константинополь/Второй Рим, а также православные Балканы были захвачены мусульманской Османской империей; Западная Русь, включая крупный православный центр Киев, входила в состав католического Польского государства, которое откровенно боролось с восточным христианством на своей территории. Вот и получается, что единственным местом, где древнее восточное православие могло свободно существовать и развиваться, было Московское царство.
Концепция эта отражена в памятнике древнерусской литературы — «Повести о белом клобуке», в которой в легендарной форме повествуется о клобуке, то есть специальном облачении священнослужителя, который от первого христианского правителя Константина попал к папе Сильвестру, от того — к константинопольскому патриарху (ибо Рим впал в католическую ересь), а от патриарха константинопольского попадает на Русь (изначально в Новгород). Именно в одной из редакций данного произведения и содержится упоминание о «Москве — Третьем Риме».
Закрепляет уникальность и особую роль Русской церкви и знаменитый Стоглавый собор 1551 года. Это было собрание высшего духовенства и аристократии при участии самого царя Ивана Грозного. Этот совещательный орган выработал и закрепил решения по важнейшим культурным и экономическим вопросам того времени. Продуктом его деятельности стал так называемый «Стоглав» — литературный памятник, состоящий из 100 глав-решений собора. В этом тексте русский церковный обряд признавался самым правильным, особая, главенствующая, роль отводилась русским святым.
Наконец, в 1589 году учреждается Московский патриархат, а в 1593 собор восточных иерархов в Константинополе подтверждает (в том числе документально) учреждение в Москве института патриаршества и признаёт первого русского патриарха. Проще говоря, с этого момента русская церковь становится полностью самостоятельной и независимой, так как до этого на Руси был лишь митрополит, который подчинялся константинопольскому, то есть греческому, патриарху. Иными словами, Москва и правда стала Третьим Римом, то есть самостоятельным (и крупнейшим) центром восточного христианства.
Не стоит забывать и о том, что представители греческой церкви вереницами ездили на Русь за милостыней и дарами, неизменно отмечая могущество и богатство Москвы. И конечно же, признавая её уникальную роль в восточном христианстве. А сама греческая церковь запятнала себя Флорентийской унией — объединением с католическим Римом. К тому же Царьград/Константинополь был под властью турок, и мусульманские правители распоряжались делами восточной церкви как им вздумается. К примеру, отбирали храмы за долги и превращали их в мечети.
Не лучше дела обстояли и у православия Западной Руси. Там на юридически польских землях в XVI веке началась активная борьба между католиками и протестантами, и, конечно, в этой борьбе двух западных концепций не было места восточному христианству. Вот что об этом пишет известный славист и историк русской культуры Сергей Александрович Зеньковский в своей книге «Русское старообрядчество: духовные движения семнадцатого века»: «Польские, литовские, русские, немецкие и даже английские кальвинистские проповедники наводняли всю страну, открывали школы, издавали религиозные памфлеты и книги, уговаривали перешедших в кальвинизм или ещё колеблющихся дворян закрывать православные… храмы или превращать их в кальвинистические молитвенные дома. В 1562 году вышло первое русское издание катехизиса Кальвина. Насколько решителен был успех кальвинизма в Польско-Литовском государстве, можно наблюдать по религиозной статистике Новогрудского воеводства и центральной Белоруссии. Там были закрыты или обращены в храмы кальвинистов шестьсот пятьдесят православных церквей. В том же воеводстве из 600 наиболее богатых дворянских русских семей, только шестнадцать остались верны вере своих предков». Но и после победы католической контрреформации западнорусскому православию не стало легче дышать. Западноримское давление было ничуть не меньше, чем протестантское, и результатом его стала знаменитая Брестская уния 1596 года.
Таким образом, Московское царство было единственным крупным независимым православным государством. А Русская церковь была наиболее самостоятельной из всех восточнохристианских церквей и единственной, не подписавшей никаких уний с Римом. Поэтому русские люди не без основания считали свой обряд и свою религиозную культуру наиболее чистыми и правильными, в наименьшей степени подвергшимися деструктивному влиянию католичества и других внешних сил.
А теперь представим, что должен был чувствовать православный народ Московской Руси, когда ему в 1650-х годах неожиданно объявили, что его обрядовая культура ошибочна и что авторитет Стоглавого собора (утверждавшего двуперстие) ничего не значит. Дело даже не в символике как таковой, а в том, что, во-первых, впервые русская культура была публично унижена (причём своими же руками и добровольно), а во-вторых, унижена абсолютно несправедливо.
Почему несправедливо? Дело в том, что целью Никоновской реформы была унификация обрядовых систем московского православия и западнорусского. Речь шла ни много ни мало о присоединении исконных русских земель (это было время русско-польской войны и восстания Богдана Хмельницкого), и Никон чаял видеть себя главой огромной православной империи. Звучит, безусловно, заманчиво. Вот только унификация эта должна была происходить по новогреческому образу и подобию. Но, как мы убедились выше, греческая церковь образца середины XVII века не могла обладать должным авторитетом в вопросах обрядовой чистоты. И действительно, русские книжники довольно быстро и убедительно доказали, что двуперстие и многие другие детали были бережно сохранены Русской церковью ещё со времён древней Византии. И это именно греческая церковь за время бесконечных сношений с католиками и турками-османами утратила и извратила элементы истинного «древлего» православия. Иными словами, греки обвиняли нас в том, в чём были грешны сами.
Импульсивный и честолюбивый Никон и сам в скором времени осознал ошибочность и незрелость своей реформы. Но к тому моменту, когда он это понял, его уже отдалили от власти.
Реформой теперь заведовал сам царь Алексей Михайлович. Побывавший во время войны в западных землях, он полностью проникся и духом западной культуры, в том числе идеей секуляризации. Поэтому, вернувшись в Москву, он, во-первых, открыл возможности к широкой вестернизации русского высшего общества, а во-вторых, решил продолжить реформу, которая была западнической по своему смыслу и содержанию, а также помогала побороть самых ярких и одиозных церковных лидеров и их потуги на высшую власть в государстве.
Для этих целей царь созывает собор восточных патриархов 1666–1667 годов в Москве. Иначе говоря, призывает иностранцев (!) судить Русскую церковь. Самое печальное в этой ситуации то, что призванные греки в своей массе были откровенными авантюристами и прохиндеями. Содомия, азартные игры, казнокрадство и многое другое числилось за этими «патриархами». Более того, даже в Константинополе не признали законность их поездки в Москву. Вот что пишет по этому поводу С. А. Зеньковский в книге «Русское старообрядчество»: «Двух других приехавших в Москву патриархов привели туда тоже не заботы о русской церкви, а просто желание получить от русского правительства соответствующую мзду за осуждение своего же собрата по сану. В этом отношении они не ошиблись, и за свою услугу государю каждый из них лично получил из русской казны мехов, золота и подарков на 200 000 рублей по курсу 1900 года. Когда у них появлялись какие-либо сомнения или угрызения совести, то таковые легко устранялись соответствующим финансовым давлением. Каноническое право этих двух восточных патриархов на участие в русском соборе было крайне сомнительным. Возмущенный их поездкой на суд Никона патриарх Парфений и созванный им собор добились у турецкого правительства смещения этих обоих неколлегиальных владык под предлогом оставления ими паствы и церкви без разрешения властей. Вообще, оба патриарха были постоянно в долгах и денежных перипетиях, а патриарх Паисий по возвращении из России на Восток попал в тюрьму по обвинению в присвоении колоссальной по тому времени суммы в 70 000 золотых… митрополит Паисий Лигарид, в свою очередь, был проклят и отлучен от церкви своим же владыкой, патриархом Нектарием Иерусалимским, а за свои нехристианские поступки и измену православию, скорее, заслуживал находиться на скамье подсудимых, чем среди судей… Другой греческий иерарх, митрополит Афанасий Иконийский, в свою очередь, был под следствием за подделку полномочий, и после собора был прямо отправлен в монастырь в заключение. Таковы были воротилы греческой части собора, которые вызвались судить русского патриарха и русские обряды».
И там же: «Ввиду таких сложных канонических обстоятельств, царь и проводившие собор представители двора должны были особенно ценить помощь и сотрудничество греческих прелатов, а те, несмотря на свое неясное юридическое положение, считали себя вправе на вполне ощутимое и конкретное выражение государевой благодарности и старались не упустить возможности действовать на соборе как господа положения. Несмотря на старую дружбу с Никоном и принципиальные симпатии к его грекофильству, восточные патриархи не поколебались осудить его самого, а вслед за этим русский обряд, русский стиль православия и прошлое русской церкви».
Таким образом, кучка религиозных проходимцев публично унизила древнюю и самобытную русскую церковную культуру, а вместе с ней и весь русский народ. (К примеру, известны факты содомии греческих «святил» прямо в алтаре одной из московских церквей или грубое нарушение обряда крестного хода греческими священнослужителями во время праздничного и всенародного богослужения, постоянные оскорбления в адрес русских книг и т. д. и т. п.)
И это при том, что, как подчеркивал Зеньковский, «заключения собора стали ныне свидетельством не русской отсталости, а печальным памятником греческой заносчивости и забвения ими своего собственного старого предания».
Церковная реформа XVII века явилась первым и чудовищным актом самоизнасилования и самобичевания русского общества. И к сожалению, не последним. Но об этом в следующей статье.
Сергей Газетный