Военкор Александр Коц – о войне и о людях
Александр Коц – известный российский журналист, военный корреспондент "Комсомольской правды". В послужном списке – ранения и плен, работа в Косово, Афганистане, Египте, Ливии, Сирии, Северном Кавказе и на Украине. 9 мая 2004 года, когда в результате теракта на стадионе в Грозном был убит президент Чеченской республики Ахмат Кадыров, Александр Коц получил контузию. В сентябре 2004 года во время командировки в Беслан участвовал вместе с сотрудниками российских спецслужб в эвакуации детей-заложников из захваченной террористами школы. Представлен к государственной награде "за участие в спасении детей из Бесланской школы, за помощь в расследовании трагедии", но отказался от награды. Вместе с журналистом Дмитрием Стешиным готовил материал к 20-летию аварии на Чернобыльской АЭС, прожив несколько дней в брошенном городе Припять. 9 августа 2008 года Александр Коц был направлен в Цхинвал (Южная Осетия) для освещения событий грузино-южноосетинского конфликта. Вместе с колонной мотострелкового батальона 58-й армии, ехавшей в Цхинвал на помощь российским миротворцам, попал в засаду. Получил тяжёлое ранение. От гибели Александра и других журналистов спасли решительные действия майора Дениса Ветчинова (Герой Российской Федерации посмертно). За командировку в Южную Осетию Александр Коц был награждён медалью "За отвагу". В ходе "арабской весны", в апреле 2011 года, освещая гражданскую войну в Ливии, вместе со своим коллегой Дмитрием Стешиным и тремя журналистами российского телеканала НТВ был взят в плен повстанцами. С декабря 2013 Александр Коц вместе с Дмитрием Стешиным работает на Украине.
– Ты в третий или в четвертый раз на этой войне? Скажи, изменяются ли Украина и восставшие республики Донбасса на протяжении этого времени? Меняется ли сама война, жизнь прифронтовых территорий, сами люди - на твой взгляд?
Недавно, после очередной и, пожалуй, самой тяжелой командировки в Новороссию, я решил отправиться к морю. Полежать малодушно неделю на пляже с книжкой и стаканом апельсинового фреша.
– Вы были в Сирии? – строго спросила пограничница на российском контроле, испуганно листая загранпаспорт.
– Раз пять, – пожал я плечами.
– А в Афганистане что делали?
– Работал, я военкор, девушка.
– А в этом году почему никуда не летали? – не унималась бдительная мадам.
– А в этом году загранпаспорт на войну не нужен, – бросил я, закипая.
Я с легкостью могу посчитать количество командировок на войну в Сирию или Ливию – по штампам в этом затертом "заграннике" с разводами от кофе, пролитого на документ нагловатым каирским полицейским. Кажется, это был пятый арест за день в стране победившего шариата. Официальную аккредитацию не давали, без нее не давали работать... Или тогда шариат уже снова был низвергнут? Мозги сломаешь вспоминать все эти революции и контрреволюции на родине фараонов. Впрочем, их опять же можно сосчитать по штампам в моем паспорте. И выйдет внушительная цифра, которой при случае можно похвастать перед несведущей публикой. Но в действительности она ничего не значит. Все эти дамаски, кабулы, бенгази, приштины вместе с грозными, шалями, ножай-юртами и цхинвалами, как мне кажется сегодня, были лишь подготовкой к главной Командировке. Которую я просто не могу делить на части.
Началась она в январе прошлого года на Майдане, и мой командировочный лист до сих пор открыт. Паспорт хранит штампы Борисполя и Прокофьева, еще украинского Симферополя, из которого мы уезжали в Луганск накануне превращения суточных на полуострове из заграничных 54 долларов в российские 500 рублей. Длительное "турне" по маршруту Луганск-Донецк-Киев...
Еще мартовский Киев, в котором пока не выветрилась февральская эйфория победы, но воздух уже искрит истеричным ожиданием новой беды. За месяц Киев поменялся кардинально. Мы сняли квартиру на Крещатике. Консьержка из Днепропетровска, узнав, что мы – российские журналисты, вызывает милицию. Ее сменщица из Харькова звонит в СБУ. Бабушка из третьей смены – донецкая бабушка, приехавшая в Киев на заработки, – поднимает на уши и тех, и других.
Это был для меня первый печальный звоночек. Одно дело, когда в расстрельный список тебя вносят активисты Правого сектора, другое – когда в твоем лице "молитвами" украинских СМИ врага видят обычные жительницы юго-востока Украины. На Майдане закончилось украинское нацстроительство. И началось переформатирование всего украинского общества. Спустя год мы видим трагические последствия этого "апгрейда", в котором уже нет, и не будет, к сожалению, в ближайшие годы (а может быть – десятилетия) места "братской дружбе родственных народов" и "культурному взаимопроникновению".
– А как меняется твое восприятие этой войны с каждым новым приездом на фронт?
– В какой-то момент для меня эта война стала личной. Может быть еще в окруженном Славянске, где на наших глазах на операционном столе умирал 4-летний Арсений Данченко. Мина в его двор прилетела с Карачуна, мама погибла сразу, малыш боролся за жизнь еще шесть часов, судорожными рывками маленькой грудной клетки пытаясь наполнить кровь кислородом. А может чуть позже, под Рассыпным, где мы обнаружили обгоревший остов Рено Логана с останками троих ребят. Один из них – наш друг, фоторепортер МИА "Россия сегодня" Андрей Стенин.
Как бы то ни было, все последние месяцы смотреть на происходящее в Новороссии отстраненно, "паря над схваткой" и играя в псевдообъективность было бы верхом лукавства. В конце концов, стороной конфликта меня сделала украинская власть, сначала закрыв въезд в страну на пять лет, а затем – объявив в розыск по статье "терроризм". Я субъективен, потому что не имею возможности показать войну с той стороны. Но когда я рассказываю о ней с этой стороны, я объективен до зубовного скрежета.
"Начался обстрел, рвалось совсем рядом... Я решила спуститься в подвал, – рассказывает мне пожилая женщина в горловской городской больнице. Мы стоим в коридоре, подальше от стеклянных окон палат. Стены содрогаются от близких разрывов. – Ухнуло прямо под окнами. Я пытаюсь взять сумку, а взять не получается, рука будто не слушается... За что мне это на старости лет?" Женщина обреченно вытаскивает из-под халата культю. Мы показываем эту беспощадную правду, не наклеивая идеологических клише.
Сгорбленная бабушка, обмотанная в старенькие пуховые платки, смотрит на очередь беженцев, стоящих по колено в грязи под Углегорском в ожидании эвакуации. Грохочет артиллерия, несмотря на договоренность о прекращении огня. Пытаемся пристроить бабушку в очередь: "Деток спасайте, меня не надо", – тихо говорит она дрожащим голосом. В ее сухих глазах тоскливая бездна. И убийственная пустота. Мы показываем ее крупным планом, без комментариев. Если все это – пропаганда, то да, я – пропагандист.
– Каковы, на твой взгляд, прогнозы развития ситуации на ближайший период, а также на средне и дальнесрочную перспективы?
– Честно скажу, что прогнозы – не мой конек. Я бы очень хотел ошибиться, но мне кажется, война на Донбассе – это на годы. В какие-то моменты она может быть очень интенсивной, в какие-то - вялотекущей. Нечто очень похожее уже было в современной истории. Вспомните Республику Сербская Краина. Почти пять лет противостояния, попыток договориться дипломатически, через ООН, культурные автономии, широкие права, децентрализация. Но все эти годы хорватское руководство готовило одну стремительную и разрушительную операцию "Буря", в результате которой Сербская Краина перестала существовать. А сотни тысяч сербов были фактически изгнаны со своей земли. У Новороссии есть преимущество, она уже знакома с Историей и ее примерами. И иллюзий по отношению к киевским властям здесь никто, как мне показалось, не питает. А значит, всегда готов ответить на "Бурю" своим контрударом. Что Донбасс не раз уже демонстрировал.
Впрочем, в условиях страны, раздираемой олигархическими противоречиями, война может пойти по совершенно неожиданному сценарию. Я уже как-то предполагал, что в этом противостоянии может произойти такой слом, в результате которого ополчение вместе с частями ВСУ погонит националистическое отребье до Днепра. Звучит, конечно, фантастически. Также невероятно звучала когда-то моя версия о том, что американцам рано или поздно придется участвовать в боевых действия на Севере Сирии в интересах режима Асада. Сегодня коалиция бомбит позиции "Исламского государства", фактически оказывая услугу Дамаску.
А последние события вокруг "Укртранснафты" наглядно показывают всю хрупкость такого явления, как Єдина Україна.
– Крымский опыт – поможет ли он нам – восставшим республикам Донбасса?
– Не думаю. У Донбасса уже свой тяжелый, трагический, героический, боевой в конце концов опыт. Главное его не растерять в периоды затиший и перемирий. Ведь именно для этого их используют украинские власти – для наращивания своей группировки и ослабления позиций ополчения. Так что – хочешь мира, готовься к войне. А чем она закончится – обретением независимости, распадом Украины на мелкие олигархические княжества, новым переделом европейских границ – знают наверно только умные политологи да диванные теоретики. А я всего лишь военный репортер.
– Как нам всем жить в дальнейшем, после войны?
– Нам, России, главное не растерять кредит доверия, выданный народом Донбасса. Что уж кривить душой, от России ожидали большего. Ведь изначально жители Донбасса надеялись на "крымский сценарий". И, конечно, после войны мы должны в первую очередь помочь восстановить разрушенные войной республики. Чтобы миллионы беженцев могли вернуться в свои или в новые дома. Есть понимание того, что все мы – русские люди, одного культурного кода и одной веры. И война очень наглядно это продемонстрировала – десятками тысяч добровольцев, сотнями волонтеров...
На днях мне пришло письмо от директора Перевальского детского интерната Татьяны Семеновой. Мы с Димой Стешиным были у них во время крайней командировки и призвали читателей хоть чем-то помочь детям, оказавшимся в катастрофической ситуации практически на линии фронта: "Благодаря Вам сегодня получили гуманитарный груз. Столько всего вкусного для детей: колбаса, сосиски, тушенка, сахар, мука, яблоки, мандарины, капуста, морковь. Малыши спрашивают: "А что это?" – они забыли, как называются мандарины. Особое спасибо за пылесосы, стиральный порошок, шампунь, постельное белье, медикаменты. Радости не было предела игрушкам, – пришлось сразу раздать. Мы Вам от всего коллектива детей и сотрудников выражаем искреннюю благодарность за помощь. С такими людьми мы не пропадем, действительно, русские своих не бросают в беде".
Это страшно, когда дети не знают, как выглядят мандарины и радуются сосискам... И только в наших силах сделать так, чтобы эта "радость" не прописалась в их генетической памяти.
источник