В последние годы международному сообществу настойчиво навязывается необходимость употребления термина «оккупированная территория Грузии» применительно к Южной Осетии и Абхазии, основанного на так называемой «территориальной целостности Грузии в ее признанных границах». Пользуясь поддержкой некоторых политических кругов в западных странах, грузинские политики и эксперты настойчиво стремятся создать устойчивую терминологию в вопросе грузино-осетинского урегулирования и закрепить в международном праве термины, не имеющие за собой никаких юридических оснований.
Формальным обоснованием подобной позиции грузинская сторона считает закон, принятый Парламентом Грузии в октябре 2008 года — сразу после совершенной Грузией вооруженной агрессии против Южной Осетии, окончившейся разгромом грузинской регулярной армии и принуждением агрессора к миру.
Политическое руководство Грузии всегда пыталось демонстрировать своему населению активную работу по сохранению актуальности проблем Грузии в международной повестке дня, спекулируя положением вынужденно перемещенных лиц, за судьбу которых оно несет прямую ответственность, и раздувая истерию вокруг процесса демаркации государственной границы Республики Южная Осетия. Усилиями грузинской пропаганды термин «оккупированная территория» стал использоваться не только в узком кругу «друзей Грузии», но и европейских структурах, крупных международных организациях, Евросоюзе и НАТО, претендуя на роль юридического определения политико-правового статуса Южной Осетии и Абхазии.
Учитывая существующие сегодня реалии, настойчивое использование указанного термина, который имеет совершенно другой исторический и политический смысл в международном праве, не может не вызывать обеспокоенности.
Последствия данной тенденции очевидны. Грузия навязывает своим политическим партнерам политику т.н. «деоккупации», в контексте которой полностью теряют смысл Женевские консультации с их основополагающей целью создать условия для сохранения и поддержания мира и безопасности на Южном Кавказе. Грузинская сторона стремится получить международную поддержку своих требований по выводу дислоцированного в Южной Осетии контингента Российских Вооруженных Сил, являющегося единственным гарантом безопасности Южной Осетии от новой агрессии со стороны Грузии. Преподнося события августа 2008 года в качестве точки отсчета в урегулировании грузино-осетинских отношений, Грузия хочет перечеркнуть неугодный для нее исторический пласт грузино-осетинских отношений и снять с себя ответственность за вооруженные агрессии против Южной Осетии, которые, начиная с 1989 года, привели к огромным для осетинского народа человеческим жертвам и огромному экономическому ущербу.
В связи с вышесказанным, необходимо представить исчерпывающее обоснование неприменимости термина «оккупированные территории» в отношении Республики Южная Осетия, поскольку Южная Осетия никогда в своей истории не входила в единое с Грузией государственное образование, а югоосетинская территория никогда не была составной частью территории Грузии, за исключением периода сосуществования в рамках СССР.
Необходимо подчеркнуть важнейший аспект событий: на пути преобразования Юго-Осетинской автономной области в Республику Южная Осетия не был нарушен ни один пункт действовавшего в тот период законодательства – Конституции СССР, Конституции Грузинской ССР, Закона СССР «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации», в соответствии с которыми Южная Осетия воспользовалась теми же основаниями для выхода из состава Грузинской ССР и создания собственной государственности, какие использовала Грузия для выхода из состава СССР.
Более того, Грузия, демонстративно пренебрегая правовыми аспектами и здравым смыслом, под лозунгами «Это наша земля!» и «Грузия – для грузин!» выступила в качестве агрессора по отношению к Южной Осетии, являвшейся автономным субъектом в территориальном устройстве СССР.
Следуя собственным курсом суверенизации, 20 июня 1990 года Верховный Совет Грузинской ССР отменил все юридические акты и признал недействительными документы, принятые после советизации Грузии в 1921 году. Таким образом, Декрет об образовании Юго-Осетинской автономной области и ее включении ее в состав Грузинской ССР, принятый в 1922 году, также был отменен. Единственный правовой акт, согласно которому территория Южной Осетии де-юре считалась составной частью Грузинской ССР, перестал иметь юридическую силу.
В этих условиях, в соответствии с правом нации и действовавшим на тот момент законодательством, 20 сентября 1990 года была образована Республика Южная Осетия в границах бывшей Юго-Осетинской автономной области. В том же году состоялись выборы в законодательный орган — Верховный Совет, была сформирована структура государственного устройства. Образование Республики Южная Осетия имело все необходимые исторические обоснования и было абсолютно безупречно в политико-правовом отношении.
Начиная с марта 1990 года Южная Осетия никогда больше не участвовала в политических процессах Грузии, не принимала участия в проводимых в Грузии выборах и референдумах, в том числе, в референдуме о выходе Грузии из состава СССР 31 марта 1991 года и в выборах в Верховный Совет ГССР в октябре 1990 года, когда к власти в Грузии пришли националисты во главе с Звиадом Гамсахурдиа. После распада СССР в 1991 году Южная Осетия никогда больше не имела политического или юридического отношения к Грузии.
На второй день после официальной даты распада СССР Верховный Совет Республики Южная Осетия принял Декрет о государственном суверенитете. 9 января 1992 года состоялся референдум о независимости РЮО, результаты которого были закреплены 29 мая 1992 года Актом о государственной независимости Южной Осетии.
Таким образом, к моменту международного признания суверенитета Грузии в 1992 году, Южная Осетия уже существовала в качестве независимого от Грузии суверенного государства. Южная Осетия не имеет и никогда не имела отношения к определению целостности грузинской территории. Нет и не может быть никаких юридических, политических или, наконец, моральных оснований для того, чтобы продолжать рассматривать территорию современной Грузии в границах бывшей Грузинской ССР.
К сожалению, убедительные доказательства, в том числе, независимых экспертов в области международного права, о неприемлемости и правовой безграмотности употребления термина «оккупированные территории» применительно к Южной Осетии по-прежнему игнорируются не только в Грузии, что и понятно по определенным причинам, но и авторитетными международными организациями, в том числе, ООН, которые продолжают регулярно принимать различные документы с упоминанием «оккупации грузинских территорий».
Продолжение этой практики, расцениваемое в Южной Осетии как демонстративное и категорическое неприятие сложившихся политических реалий, все больше осложняет ситуацию, оказывает негативное воздействие на атмосферу Женевских дискуссий и отдаляет перспективу урегулирования югоосетино-грузинских отношений в целом.