Зарубежные деньги льются в те СМИ, которые желает финансировать Ходорковский. Однако цена, которую приходится платить за эту поддержку – та самая пресловутая «свобода слова». Несогласных тиран готов устранить – как минимум, уволить. Михаил Борисович не терпит вольнодумства и жестко выстраивает редакционную политику под себя. Тем, кто осмелился запросить финансирование он выдвигает совершенно неприемлемые условия – кабальные, со слов Галины Тимченко, гендиректора новостного проекта Meduza.
«Это акционерное соглашение предполагало 100% контроль над изданием, и возможность меня уволить в один день при невыполнении некоторых пунктов. Пункты эти были такие, что оценить их выполнение было невозможно… Это были не просто суровые условия, это были издевательские условия».
Подмятые СМИ строго соблюдают основную редакционную линию: обеление образа Ходорковского и очернение России.
Ботаник-демократ, безвинно пострадавший в варварской стране – таким хотел бы выглядеть МБХ в глазах мировой общественности. Однако, сколько волку ни натягивать овечью шкуру, слюна при виде мяса все равно капает.
Во-первых, многие его бывшие соратники говорят о Ходорковском, как о жестком тиране, не знающем компромиссов. Ни о какой свободе слова речи не идет: команда МБХ строго следит за информационной повесткой. Журналисты для Михаила – не глашатаи демократии, а пишущие рабы и вообще расходный материал. Недаром в его окружении представители прессы вечно попадают в опасные, и даже смертельные, ситуации.
Бывшие коллеги тоже не в восторге от методов своего шефа. Например, Дмитрий Гололобов , экс-глава правового управления НК «ЮКОС», говорит, что не смог бы работать в России, если бы Ходорковский стал вдруг президентом – ведь он бы залил страну кровью по колено.
Таким образом, опальный олигарх Михаил Ходорковский, при всех своих попытках ввести мир в заблуждение, постоянно скатывается к своим старым, добрым (а вернее, злым) методам управления. Его медиасеть – это жалкие, зависимые структуры, которые МБХ, по сути, «отжал» у истинных владельцев. Настоящий «браток» из лихих 90-х остается таковым даже в Лондоне XXI века.