История о том, как осенью 1768 года императрица Екатерина II поступила весьма рискованно, повелев привить себе натуральную оспу, казалось бы, известна достаточно широко. Ее поступок активно пропагандировался, дабы побудить подданных последовать ее примеру. Документы Российского государственного исторического архива позволяют добавить новые штрихи к знакомому сюжету.
В личном фонде графа Ивана Петровича Салтыкова хранятся рескрипты и письма императрицы к его отцу - генерал-фельдмаршалу Петру Салтыкову, военачальнику и московскому генерал-губернатору. Среди них - несколько посланий, полностью посвященных прививке: они дают возможность историкам узнать ситуацию «из первых уст».
Для начала напомним: чем же так была страшна оспа? Ее регулярные вспышки в XVII - XVIII веках, по свидетельствам современников, уносили больше человеческих жизней, чем все другие болезни и войны вместе взятые. Не было ни одной европейской страны, которую болезнь пощадила бы. В ходу даже была поговорка: «Невозможно избежать оспы и любви». Смертность от болезни достигала 20 - 40%. Выжившие могли частично или полностью потерять зрение, а на их коже навсегда оставались рубцы. Отсюда, кстати, любовь красавиц эпохи барокко к румянам и белилам: толстый слой макияжа позволял скрыть оспенные шрамы...
Инфекция не различала богатых и бедных: в разные годы от нее скончались правитель Голландии Вильгельм II Оранский, королева Англии Мария II, император Священной Римской империи Иосиф I. В России оспа оборвала жизнь 14-летнего императора Петра II, чья смерть вызвала пресечение династии Романовых по мужской линии.
К способам противодействия недугу относились обряды и заклинания, снадобья и порошки, переодевания заболевшего в красную одежду, чтобы «вытянуть болезнь». В то же время медики обратили внимание, что люди, однажды переболевшие оспой, не заражаются ею снова... В 1717 году супруга английского посла в Константинополе Мэри Монтегю, собственными глазами наблюдая эффект применяемых турками мер в борьбе с инфекцией, решилась привить оспу своему шестилетнему сыну. Он выжил, и, вернувшись в Англию, леди Монтегю развернула настоящую кампанию по распространению оспопрививания.
Екатерина II, состоявшая в регулярной переписке с лучшими умами Европы, была хорошо осведомлена о происходящем. В одном из писем 1768 года к генерал-фельдмаршалу Петру Салтыкову матушка-государыня описывала мотивы, побудившие ее саму сделать прививку: «Я, не имев оспы, принуждена была о себе самой, так и о великом князе (Павле Петровиче, будущем императоре Павле I. - Ред.) быть в беспрестанном опасении. А особливо нынешнего лета, как она в Петербурге весьма умножилась, почла я себя обязанною удалиться от оного и вместе с великим князем переезжать с места на место».
Бесконечно обманывать судьбу было невозможно, и Екатерина, по ее словам, твердо вознамерилась «сделать всем опасениям конец и привитием себе оспы избавить как себя самое, так и все государство от беспокойной безызвестности». Из Англии, по распоряжению государыни, был приглашен «славный в прививании оспы» врач Томас Димсдейл. «Он, по приезде своем сюда, многими счастливыми опытами совершенно доказал безошибочное свое знание в сем искусстве, - сообщала Екатерина II Салтыкову, - а чрез то наиболее утвердяся я в моем намерении, приказала сего октября 12 дня ввечеру привить себе оспу».
Письма императрицы служат ценным историческим источником, раскрывающим подробности того, что происходило дальше. После прививки, необходимый материал для которой был взят у заболевшего мальчика Саши Маркова, Екатерина удалилась в Царское Село, «дабы тем удобнее последовать предписанным правилам, то есть сколько возможно более быть в свободном воздухе».
Придворные были шокированы, тем более что как раз в этот момент предельно обострились отношения России и Турции, и здоровье первого лица становилось вопросом первостепенным. Екатерина действительно сильно рисковала: на протяжении двух недель ее мучили лихорадка, ломота в спине и ногах и головная боль. Тем не менее она регулярно прогуливалась и выезжала в карете, принимала посетителей и вообще «все сие время проводила на ногах».
К концу октября состояние императрицы улучшилось, и 1 ноября она торжественно возвратилась в Петербург, где был отслужен благодарственный молебен. В память «великодушного и знаменитого подвига» (так говорилось в Сенатском указе от 20 ноября 1768 года) было установлено ежегодное повсеместное торжество с колокольным звоном и иллюминацией. Оно проводилось 21 ноября, и традиция продолжалась вплоть до революции.
Сама государыня в письме Салтыкову подчеркивала свое неуклонное намерение «прививание оспы, столь нужное и полезное для сбережения рода человеческого от опасных следствий сей смертоносной болезни, в государстве больше и больше распространить».
Доктор Димсдейл был щедро вознагражден и, вернувшись в Англию, открыл собственную клинику. Не забыт был и семилетний Саша Марков, получивший права дворянства, герб и фамилию «Оспенный». Но самое главное - пример императрицы был воспринят петербургским обществом как руководство к действию, и вскоре «оспой от государыни» были привиты полторы сотни аристократов, в том числе Григорий Орлов и Кирилл Разумовский. Прививка была сделана и наследнику престола - будущему императору Павлу I. А вот венценосный современник российской императрицы - французский король Людовик XV - в 1774 году умер, заразившись оспой (Екатерина назвала этот случай «варварством»).
Еще при жизни государыни практика оспопрививания вслед за Петербургом и Москвой была введена в Выборгской и малороссийских губерниях, а также в Сибири. Продолжался этот процесс и в последующие годы, причем приходским священникам даже вменили в обязанность убеждать крестьян и «прочего звания людей» в необходимости делать прививки оспы своим детям. А в 1865 году правнук Екатерины, император Александр II, утвердил положение комитета министров о введении в России повсеместного оспопрививания.
источник