Воюющая на Донбассе в ополчении россиянка, дочь казака Веселина Черданцева попала в Краснодар ненадолго — залечить три осколочных ранения, чтобы потом снова вернуться в Донецк. «Газете.Ru» она рассказала о том, что привело ее в ополчение, в каких условиях и с кем приходится служить и как к ополченцам относится местное население.
— Мне 26 лет. Родилась в Сибири. Сама донская казачка: мои деды служили унтер-офицерами в императорском конвое. Отец военный. В детстве объездили весь СССР, в Германии были. Позже родители остановились в Сибири. После девятого класса ушла в Иркутский гвардейский кадетский корпус ракетных войск стратегического назначения. Мы дети были, на военную профессию никто нас не натаскивал, но тягали на сборку-разборку автомата, полевые выходы…
— Военное образование — твой выбор? Трудно поверить, чтобы родители взяли и отпустили дочь в казарму.
— Отец предложил, и я не смогла отказаться. Всю жизнь видела отца в форме, всегда тянуло к погонам. В детстве на вопрос, кем хочу стать, говорила — лошадью у казаков. Хотелось хотя бы так быть причастной к воинам.
— Значит, вместо кукол солдатики и танки?
— Я кукол сажала на танки, и они шли в наступление. После кадетского корпуса было педагогическое училище: два курса отучилась на преподавателя физкультуры. Поняла, что не мое, и вернулась в курсантское училище.
— Что самое сложное для девушки в мужском армейском коллективе?
— Берцы и камуфляж носить, наверное, самое простое. Сложно в моральном факторе добиться от сослуживцев не просто отношения «девочка, что с нее взять?», а уважения и отношения как к боевому товарищу. Если этого добьешься, становитесь друзьями на всю жизнь.
— Как такого добиться?
— Показать себя с правильной стороны. Когда нужно, можно и в лицо дать…
— Проявить мужское начало?
— Да. Но не забывать, что ты девчонка. Где-то можно и лаской «построить». В общем, такой боевой товарищ, относительно бесполый. Писать стоя, правда, не заставляют, в остальном мы наравне.
— Помимо Донецка где-то воевала?
Жены и матери военнослужащих из Костромы ждут ответа от офицеров о судьбе своих близких
«Наших мальчиков научили Родину защищать, поэтому они поехали туда»
Первый российский десантник, попавший в плен на Украине, вернулся в Россию — сейчас он находится в ожоговом центре Санкт-Петербурга. Об этом... →
— Со стороны Сирии были предложения. Приезжали люди, пытались разговаривать, давили, даже угрозы поступали... Но отказалась: за деньги не воюю, все-таки люблю Родину, свою землю.
— Много предлагали?
— Около $5 тыс. за неделю-две боевых действий.
— А как на юго-востоке Украины оказалась?
— Здесь много друзей. В марте увидела новость про расстрел двух детских автобусов — взыграла кровь, патриотизм, решила защищать людей. Когда прибыла сюда, командиры поручили пробивать коридоры для выезда наших людей, мирных жителей, в безопасное место. Этим и занимаюсь.
На войне самое тяжелое — удержать отношение к себе, не сплоховать, выйти из боя должным образом. Женщина — существо более эмоциональное, в таких условиях она либо всего очень боится, может влезть куда-то, чтобы доказать себе или другим свою храбрость, либо становится жестокой и спокойной. Важно найти золотую середину, не путать смелость с безрассудством и страх со стыдом — мол, стыдно отступать или убежать. Инстинкт самосохранения должен быть.
— Говорят, что женщины на войне более коварные…
— И изощренные. Правда только по отношению к мужчинам. Всем известный факт, куда снайперши стреляют в них, по какому месту… Естественно, друг в друга женщины стреляют в последнюю очередь. Пусть она враг, но ей рожать нужно, пирожки стряпать. Может, я этим жизнь сохраню. Мы задерживали девчонок по 17–19 лет, видно: дурынды, пошли снайпершами, а сами перепуганные стоят, смотрят на нас... Понятно, что в бой они больше не сунутся, — отпускали. Попадались и другие, наподобие известной личности Надежды Савченко, которых либо в тюрьму, либо на тот свет…
— А если такое приключится с тобой — готова в тюрьму?
— В тюрьму — нет. Нет ничего хуже, чем потерять свободу. Как раньше славяне говорили, лучше умереть стоя, чем всю жизнь стоять на коленях.
— Почему же Савченко, на твой взгляд, выбрала застенок?
— Она косякнула. Ее изначальный косяк — в Ираке воевала, плечом к плечу с американцами. Тут же обстрелы были, когда погибли журналисты, — она была наводчицей. Видимо, не успела себя убить.
— Одна из проблем Юго-Востока — разрозненность отрядов и командиров. Как ее победить?
— Самая простая вещь: каждый тянет одеяло на себя, хочет отхапать кусок земли. Между бойцами разных командиров как таковой ругани нет — мы дружим. Мы за единого командира. Они что-то решают, делят, а страдаем мы. Командиров, как и родителей, не выбирают. Раз ополчение народное, то и единый командир должен избираться общим кругом.
— Кто, на твой взгляд, может стать кандидатом?
— Я полностью, 100%, поддерживаю Игоря Николаевича Безлера (один из лидеров повстанцев на востоке Украины, 48-летний командир «Народного ополчения Донбасса» в Горловке. — «Газета.Ru»). Знаю его лично, как и многих командиров, он самый адекватный и патриотичный, искренне хочет сделать Новороссию.
— Отношение к Стрелкову? (43-летний Игорь Стрелков, один из лидеров непризнанной Донецкой Народной Республики. — «Газета.Ru»).
Правозащитники просят СК выяснить, как погибли девять российских контрактников на границе с Украиной
Десант не вернулся с юга
На юге России, на границе с Украиной, погибли девять разведчиков из 18-й мотострелковой бригады, утверждают солдатские матери. Военнослужащие были... →
— Отрицательное. Может быть, как человек он и хороший, но, когда собирали гуманитарку, люди, которые не могли добраться до лагеря Стрелкова (воевали на передовой или в тыловых группах были), бегали босыми, голодными, без сигарет и медицинской помощи. Они были абсолютно отрезаны, не имели возможности получить гуманитарную помощь — все шло на Стрелкова. Сейчас запущен новый механизм, поддержку получают даже небольшие отряды, где по 30 человек. Весной и в начале лета абсолютно все было замкнуто на Стрелкове.
— Как обустроен твой быт в ополчении?
— Когда на базе, то приходится и на поддонах, и на земле спать. Если покрывало есть — уже хорошо. Из сигарет «Беломор». Отъедаемся на гражданке. В Россию езжу когда как: иногда полтора месяца здесь, иногда неделю тут, неделю там. От распоряжений командира зависит.
— Говорила, что снайперши жалеют друг друга, потому что им детей рожать. Тоже собираешься стать мамой?
— Собираюсь, наверное. Даже пинетки вязать буду. Но только когда наступит мир в моем доме, на моей земле. Конечно, мирную жизнь рассматриваю — почему бы и нет? Военное дело совсем оставлять не хотелось бы. Могу, например, организовать патриотический лагерь: у меня была своя школа ножевого боя, обучала и армейскому рукопашному. С молодежью нужно заниматься, а то у них мозоли только от джойстиков да клавиатур.
— Кстати о молодежи. В отрядах ополченцев, как мне показалось, большинство бойцов — люди за 30. Почему молодежь Донбасса массово не пошла к вам?
— Молодежь у нас тоже есть. Но все-таки большая часть действительно тех, кто родился еще в СССР. А у украинских ополченцев средний возраст — 23 года, они как раз воспитаны в новом понимании отношений Украины и России, они не будут воевать на стороне донбасского ополчения, потому что у них Бандера в голове. В России еще осталась советская система образования, а здесь попадались учебники, в которых на полном серьезе пишут — украинцы выкопали Черное море... Знаю семью, в которой две родные сестры — одна живет в Крыму, вторая на Украине — перестали общаться, считают друг друга врагами из-за войны.
— Пропаганда делает свое дело…
— Информационная война идет очень жесткая. Не могу сказать, лучше она в России или на Украине: доля неправды есть и в российских СМИ. Но наши доносят большую правду. Иначе бы Украина не обрезала все российское телевидение у себя в стране, давала возможность свободы слова.
Общаешься с простыми людьми — говорят, что поддерживают ополчение, но им постепенно становится все равно, кто победит, лишь бы война закончилась. Люди устали: скоро зима, они сидят без газа и коммуникаций, 1 сентября дети в школу не пойдут. Нормальный человеческий фактор — винить в этом нельзя.
Рядом с нами два городка — Краснодон и Суходольск. В Краснодоне идешь — тебе машут, приветствуют; в Суходольске относятся настороженно, прячутся. В небольших населенных пунктах есть местные авторитетные личности, мнение которых решает — кто враг, а кто нет. Срабатывает стадное чувство. Поэтому и помогают — один под страхом, что его могут расстрелять, а другие искренне.
— Значит, отношение местных неоднозначное?
— Пожилые люди подходят, со слезами благодарят. Если боец заходит в церковь помолиться, дарят крестики. Когда наши идут по улице, люди тащат им хлеб, продукты. Бойцы отказываются: самим жителям есть нечего, периодически угощаем детей и бабушек своими пайками.
— Убитые не снятся?
— К этому нужно относиться как к игре. Чтобы пелена на глазах была. Нельзя видеть, разглядывать человека в лицо. Не должно быть злости или мести — тогда теряешь человечность. Война, понятно, кровь и трупы, но всегда уважаю врага. Соответственно, никогда мужчинам не стреляла между ног — только так, чтобы сразу и не мучился.
источник