Впервые сто грамм водки стали выдавать бойцам Красной армии во время войны СССР с Финляндией; это было продиктовано сильными морозами. Так как автором идеи был нарком обороны СССР Климент Ефремович Ворошилов, то порцию прозвали «наркомовской». Танкистам выдавали двойной паек, а летчиков «баловали» коньяком.
В Великую Отечественную стимулировать бойцов водкой стали в 1941 году, когда секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин подписал постановление о выдаче ста граммов водки в день бойцам и командирам на передовой, летчикам, инженерам и техникам военных аэродромов.
Осенью1942 года порядок снабжения был изменен: водку стали выдавать всем, кто был на фронте. Бойцы частей, стоящих в резерве, строительные батальоны, выздоравливающие в госпиталях имели право на получение 50 граммов водки в день. Местами водку заменяли портвейном или сухим вином.
Еще через полгода водочный паек стали снова давать только тем, кто шел в атаку, остальным водка полагалась в праздничные дни, например, 7 ноября или в День авиации.
Военный историк Дмитрий Викторович Шуняков в статье «Сто грамм для храбрости: «за» и «против», приводит воспоминания командира батальона Сергея Засухина, который говорил, что водка была под рукой всегда. Но он оправдывал ее применение, указывая, что иначе стресс от бомбежек и артобстрелов было нельзя выносить.
Однако многие сразу поняли, что водка к добру не приводит. Бойцы понимали, что выпивший солдат – легкая мишень для противника, он плохо соображает и проявляет ненужную отвагу. Поэтому некоторые бойцы отказывались пить даже перед атакой.
Известный советский режиссер Григорий Наумович Чухрай, имеющий пять боевых орденов и три медали, среди которых ордена Отечественной войны I и II степени и медаль «За оборону Сталинграда», отказывался пить по зароку.
Он служил в гвардейской воздушно-десантной бригаде и вспоминал, что выпил перед боем только один раз, в самом начале войны. Из-за опьянения бойцов в бригаде случились большие потери. Проанализировав ситуацию, молодой офицер дал себе зарок не пить до Победы. Позже он вспоминал, что никакого профилактического действия водка не давала – на войне и так очень мало болели, хотя постоянно находились на морозе, ползали по болотам. «Нервы были на таком взводе, что не брала никакая хворь».
Отказывались от водки мусульмане и некоторые староверы. Разумеется, веру не афишировали, отговаривались кто состоянием здоровья, кто тем же зароком.
Не пили из осторожности, зная, что от спиртного на фронте случается много лихости, которая оканчивается смертью. Ветеран-танкист Владимир Иванович Трунин (1922 года рождения) рассказывал, что водку давали редко и только в стрелковых частях.
Он объяснял это тем, что преодолеть нейтральную полосу солдату мешает чувство страха, а водка «придает бодрости». Но он же говорил, что водку танкисты не пили, потому что после нее невозможно точно навести прицел и исчезает способность к аналитике: «Танкист в бою должен видеть всю обстановку сразу. Если этого нет – погибнешь. Что же касается выносливости – то она и так была на высоте. Под Ленинградом при пересечении Северного вала шириной в 25 километров, на котором были построены три линии укреплений, мы не ели и не спали пять суток: были либо в бою, либо делали маневр, либо на марше. А водку не пили вот еще по какой причине – на передовой мы должны были каждую минуту быть наготове, чтобы отразить атаку гитлеровцев».
Воевавший в пехоте режиссер Петр Ефимович Тодоровский вспоминал, что более опытные бойцы, те, кто были постарше, от водки отказывались, понимая, чем грозит в бою выпивка. Пили только самые неопытные бойцы, те, кто недавно прибыл на передовую. Они гибли в бою первыми.
Лейтенант Александр Ильич Шумилин в книге воспоминаний писал, что не понимал бойцов, которые пили в вагонах поезда, доставлявшего их на фронт. «А если бомбежка?»
Отказывались пить и те, кто имел в чем-либо нужду – наркомовский паёк меняли на вещи, на продукты, на табак, на сладкое. Полковник Марк Федорович Синельников вспоминал, что в его части пьющих не было: «В те годы народ, особенно молодой, не был так уж охоч до алкоголя – многие и водку, и махорку меняли на сахар».
Некоторым не позволяло здоровье: в те времена мобилизовали даже тех, кого в мирное время оставили бы в резерве. Добровольцы скрывали заболевания ЖКТ или печени, горя желанием отомстить за родных.
Некоторые бойцы отказывались пить перед атакой, оставляя «на потом». В этом был свой резон – после боя можно было расслабиться, да и водки было больше – солдаты в бою погибали, а их паёк доставался живым.
Известно, что на флоте алкоголь был под контролем. Подводникам выдавали только вино. При этом моряк не мог передать свою порцию другому – мог только отказаться. Трезвенникам платили по 10 рублей за отказ.
Уже в годы войны стали понимать, что обилие спиртного приводит к алкоголизации солдат. В 1944 году участились отравления бойцов суррогатами. На Прибалтийском фронте некий танкист Савельев нашел ящик с древесным спиртом, пропустил его через коробку респиратора и выпил вместе с подчиненными. Трое умерли сразу, пятерых успели спасти.
В марте 1945 года инженер-майор А. Г. Гольдин из Главного трофейного управления нашел на заводе бутыль с жидкостью и выпил ее с врачами спецгоспиталя. Все девять человек скончались. Метиловым спиртом отравились все бойцы, которые пили спирт, найденный на аэродроме Шевальде.
После войны многие не смогли отказаться от рюмки. Ветеран 83-й стрелковой дивизии Л. С. Карташев писал, что в офицерской столовой военные не садились обедать без рюмки: «И мне казалось просто диким».
Майя Новик