Крымская весна сломала судьбу теперь уже чужого мне человека, которого звали так же, как и меня, который выглядел, как я. Он родился в одно время со мной, у него были мои документы и до определенного момента мы представляли собой единое целое. Весной 2014 года его не стало, появился новый человек, выброшенный в незнакомую ему реальность, куда он попал по собственной воле, но при полном отсутствии умения в ней ориентироваться.
Чтобы было понятно, что я имею в виду, несколько слов о событийной канве. Будучи главным редактором одного из подразделений «Радио Свобода», я не имел по роду деятельности никакого отношения к Украине. Мое вещание (там это именуется broadcasting) отслеживало новости из Грузии, Абхазии и Южной Осетии. Однако события на Майдане захватили меня полностью, вызывая крайне болезненные ощущения.
Я всегда относил крайний национализм к числу преступных и кровожадных заблуждений, не соединяя его при этом с патриотизмом, который считаю высоким и в высшей степени благородным человеческим чувством. А украинский национализм, отягощенный массовыми убийствами, самыми немыслимыми зверствами и лакейским сотрудничеством с нацистами, мне казался чем-то вроде квинтэссенции садизма. Для меня он был синонимом нравственной слепоты и умаления человеческого предназначения до уже почти животных форм, не знающих ни Бога, ни Дьявола.
Моя еврейская мама родом из небольшого местечка под Киевом, где жили большими родами, в которых родственники насчитывали друг друга десятками. В Бабьем Яру легло 28 человек, носивших фамилию Бабицкий. Спаслись только мама и ее мама, поскольку вторая отправила первую в эвакуацию в Среднюю Азию, а потом, поняв в последний момент, что надвигается нечто неостановимое и смертоносное, уехала и сама. А все гнездо было предано мученической смерти.
Я ощущаю себя русским человеком, полностью принадлежащим русскому языку, русской культуре. Мама, попавшая в чужие края в 15 лет, была вполне советским человеком. Писала сценарии, не верила в Бога, читала детективы. Единственное, что у нее осталось после жизни на Украине – это хорошее знание украинского языка. Но родовая память твердит мне, что убийство людей вообще и связанных с тобой кровными узами в отдельности – это то, что прощать нельзя.
Обещал пару слов, а расписал как-то слишком детально... Ладно, дальше прогоню на ускоренной перемотке. В огне, который охватил украинских омоновцев на Майдане, мне казалось отсвечивали языки пламени печей Освенцима. Я сразу и без каких-либо сомнений записал украинских националистов, поджигавших живых людей в центре Киева, по нацистскому ведомству. Крымская весна, а потом и Донбасс дали надежду на то, что русское государство и русские люди способны дать отпор этому звериному, подпольному человеку, который уже оправился после Нюрнберга и вновь заявил о своем праве на существование.
В какой-то момент я написал колонку из двух слов «Могу молчать» и вывесил на своем сайте. Наверно, это самая короткая статья в истории «Радио Свобода». Но оказалось, что молчать я не могу. После возвращения Крыма в Россию, я не выдержал и опубликовал текст о том, что я поддерживаю решение Владимира Путина взять под защиту население Крыма. Если исходить из тех ценностей, которые декларирует американское радио в своем уставе, то это очень верная позиция.
Люди имеют право выбирать свое будущее, а территориальная целостность – это интересы государства, которые в тот момент, когда они входят в противоречие с интересами личности, подлежат отмене. Это прямо вытекает из Декларации прав человека. Мой начальник, грузин, человек очень сочувствующий и понимающий, был полностью согласен с моей аргументацией, но потерять высокооплачиваемую работу, дом в Праге, образование для детей, он считал для себя не вправе. Впрочем, этими узами связано большинство сотрудников корпорации.
Мой текст стоил мне работы и заработка, равного которого у меня, наверно, уже никогда не будет. Но зато появился абсолютно новый человек, способный радоваться жизни, писать без малейших ограничений, любить Россию так широко, как ему вздумается, жить в Донецке, слышать любимую русскую речь вокруг, снова вживаться в настоящую, умную, а иногда и не очень, но бесконечно родную русскую стихию.
Я чувствую себя оказавшимся внутри замысла Бога о русском человеке. Тогда мне было страшно. В 50 лет оказаться без малейшего понимания перспектив, с переходом из мира понятного до мелочей в пространство только предполагаемых величин – это серьезное испытание. Но если бы я знал, какую блистательную судьбу себе приготовил, то, знаете, написал бы с десяток статей во славу Владимира Путина.
Андрей Бабицкий
источник