О большом коменданте калининградской "системы" и маленьком червячке
В 1974–1979 годах я учился в Калининградском высшем военно-морском училище (КВВМУ). Как во всяком военном учреждении, у нас был комендант – капитан морской пехоты, красавец под 2 метра, с широченными плечами – всегда образцово наглажен, берет залихватски скошен направо. Курсанты, особенно младших курсов, старались избегать с ним столкновений и, заметив офицера, заблаговременно меняли направление движения. Если коменданту не нравилось, как ему отдали честь, он пускал курсанта «по кругу». То есть сам продолжал идти туда, куда шел, а курсант должен был забежать вперед метров на десять, развернуться, перейти на строевой шаг и отдать честь как положено, прижав левую руку к бедру, поднимая ноги на прямых коленках как можно выше, при этом громко печатая шаг. Процедура повторялась несколько раз, пока коменданту не понравится.
В перерывах между учебой, дежурствами и самоподготовкой курсанты строили новый забор вокруг «системы» (так мы называли училище). Технология строительства была незамысловатой. В строго размеченные, вырытые ямы втыкались и заливались бетоном готовые бетонные же столбы. Каждый столб имел пазы, в которые помещались деревянные трехметровые брусья – по высоте столбов. Готовые (стокилограммовые) щиты поднимались между брусьями в пазах и приколачивались к ним обыкновенными гвоздями. Несколько месяцев – и забор готов. Его покрасили в яркий зеленый цвет. И я бы сказал, что стало красивее, чем было. Только в старом заборе были дыры, дававшие путь к свободе, а в новом ничего подобного с ходу не наблюдалось. Ничего, со временем разобрались! Кто-то из курсантов сообразил, что щиты, приколоченные к брусьям в пазах, при определенных усилиях поднимаются вверх вместе с брусьями. Не все, конечно, а только те, где брусья попрямее, где сопротивление трения поменьше. Эти места, где «трение поменьше», знали все, кто интересовался возможностью отлучиться.
Так вот, как-то сидит наш комендант у себя в кабинете, в окно смотрит. Свет выключен, вечер, время самоподготовки. Тем временем трое отважных подходят к третьему от угла щиту (там темно было, фонарь перегорел), приподнимают щит, подставляют приготовленный кусок доски сантиметров 80 и, согнувшись в три погибели, выскакивают на волю. Людей-то конкретных издалека не видно! Видно только, как заборный щит приподнимается и через 15 секунд падает на место. Для этого надо было просто выбить ногой подпорку. За забором железнодорожная насыпь. Вдоль нее прямо в город всего несколько сот метров. И по ней никто не ходит, удобно.
Комендант запоминает третий щит, снимает с вешалки плащ, не включая света, выходит и запирает кабинет. Проходит через КПП, прощается с дежурным и, вместо того чтобы идти домой, обходит вдоль забора «систему», заходит за угол, отсчитывает третий щит и ложится на плащик за железнодорожным полотном. Ждать приходится недолго. Забор приподнимается и три темные фигуры нарисовываются меньше, чем в десятке метров от коменданта. Он приподнимается, как для низкого старта, и громко и четко командует:
– Стой! Раз, два!
Замешательство? Это не то слово, каким можно охарактеризовать состояние трех разгильдяев второго курса штурманского факультета КВВМУ. Скорее – паника и катастрофа. Бежать бесполезно, догонит в несколько скачков. Бежать в разные стороны? Все равно хоть одного поймает, остальных вычислит. Понятное дело, что все из одной роты. Комендант чувствует моральное и физическое превосходство. Уже не так громко, вполголоса, командует:
– Ко мне. Ложись.
– Можно курить, – добавляет, – в кулачок.
За пять минут комендант подробно познакомился с первой тройкой залетчиков. Очередных самовольщиков ждать долго не пришлось – все вскоре повторилось с точностью, как под копирку, и через несколько минут к нему уже понуро шла вторая тройка. Только другого факультета. Дальше все было уныло и буднично:
– В колонну по одному – стройся! Шагом марш!
Через КПП виновные прошли мимо удивленного дежурного: мол, вроде товарищ комендант уходил домой – а это что за «культпоход». Пришли к рубке дежурного по училищу. Капитан выстроил всю великолепную шестерку перед рубкой, доложил обо всем, что нужно – и только тогда, сдав с рук на руки всю бригаду, с чувством выполненного перед Родиной долга убыл в расположение семьи.
САМОВОЛКА
КВВМУ, первый курс. Отучились первые полгода. Я спал на занятиях и на самоподготовке и в итоге завалил экзамен по спецэлектротехнике и электрооборудованию корабля. Все «академики» (двоечники), «олимпийцы» (не умеющие подтягиваться на перекладине, отжиматься от пола и выполнять нормативы по бегу), «политики» (кто попался в самоволке, опаздывал из увольнения, был пойман с запахом) в отпуск не отправлялись, а оставались в училище и готовились к пересдаче. То есть мели дворы, выполняли функции караульных и красили белой краской бордюры. Нас из 35-й роты осталось сидеть в отпуске 12 человек. Вечером, наподметавшись, накрасившись, после отбоя лежим, делаем вид, что спим. Прибыл дежурный по факультету, пересчитал по головам, убедился, что все в койках, ушел. Вдруг голос однокурсника Вовки Чуркина:
– Ребят, может, отметим начало отсидки? Знаю, недалеко, через три дома, можно в ресторане купить вина. Там до часу продают. По рублю скидываемся, и все будет хорошо. А ты, Ваня (у меня была кличка Иван), как местный, смотайся до дому, изобрази что-нибудь на закусь.
Скинулись. Вовка переоделся в спортивный костюм и через хоздвор отправился в кабак за вином. У меня спортивного костюма не было, так что я как был в рабочем платье (робе), через плац побежал к дыре в заборе. Об этой лазейке знали все. Но начальство почему-то не спешило ее заделать. Через 15 минут я объяснял маме, что 12 узников училищных застенков просто умрут от голода, если мама не приготовит яичницу из двенадцати яиц (лучше глазунью), не сообразит двенадцать бутербродов с вареной колбасой и не положит мне с собой литровую банку домашней квашеной капусты. Пока мама пошла на кухню, я решил быстренько помыться. Залез в ванну, включил воду, намылился. Слышу, зазвонил телефон. Мама взяла трубку и говорит:
– Сереж, тебя к телефону.
Беру трубку (телефон в коридоре напротив двери в ванную):
– Алло!
Голос в трубке:
– Серег, ты?
– Я.
– Давай быстрей в «систему».
– А что случилось?
– Тебя за задницу взяли.
– Кто?
– Дежурный по училищу.
– А кто говорит?
– Дежурный по училищу капитан 1-го ранга Бирбровер.
– Точно?
– Не сомневайся, я тебя в рубке дежурного жду.
Кладу трубку, практически не ополаскиваясь, хватаю полотенце и насухо растираю грязь по телу. Беру приготовленную мамой сумку-авоську и вылетаю на улицу. На обратном пути выполняю норматив первого разряда по бегу, хотя раньше и до третьего никак недотягивал. Через пять-шесть минут влезаю в ту же дырку в заборе в училище. По пути к рубке дежурного прячу приготовленную снедь в укромном месте. Осторожно приоткрываю дверь главного входа и вижу курсанта с автоматом, не из нашей роты на первом посту возле знамени училища. Он мне глазами показывает: заходи, мол, не стесняйся, допрыгался. Подхожу к рубке дежурного по училищу, а ноги не идут. Тихонько стучу в дверь.
– Черных? Заходи.
Пытаюсь доложить, что курсант, мол, такой-то по вашему приказанию прибыл. В ответ слышу:
– Ну что же ты, Серега! Сидишь за двойку, а попался в самоходе! Тебя же отчислят как пить дать.
У меня на глаза навернулись слезы. Дежурный по училищу капитан 1-го ранга Бирбровер вдруг внес деловое предложение:
– Вот что, курсант Черных. Завтра в 17.00 я сменяюсь с дежурства и жду вас в 17.15 возле входа на мою кафедру! А сейчас вам 5 минут на отбой. Бегом (я согнул руки в локтях) марш!
Меня как ветром сдуло. Я стал привыкать бегать по первому разряду, даже понравилось. Авоську, правда, прихватил. Жалко же, мама старалась. Володьку, кстати, за задницу не взяли. Он быстро вернулся, потому, что ему ничего не продали. И во время проверки был уже в койке.
На следующий день в назначенное место я прибыл заранее и ждал приговора с опаской. Сменившийся с дежурства, уставший капитан 1-го ранга долго не рассусоливал. Быстро распахнул дверь аудитории, в которой помещалось сразу два класса, человек 70, и объяснил, что его не удовлетворяет состояние палубы и прозрачность окон. Подсказал, что битое стекло (драить паркет) можно добыть на хоздворе, морилка и мастика имеются в достаточном количестве (показал на стоящие в углу бутыли и банки), а шинельное сукно и ветошь для мытья окон, мол, добудете сами. И добавил, что торопиться не обязательно, делать надо все тщательно, но к выходным чтобы все было готово.
Мы всей толпой трое суток не покидали аудитории, скребли стеклом паркетную палубу, красили ее морилкой и отплясывали твист на мастике. И ведь никто не ругался, что ночью мы не в койках!
В пятницу работа была сдана. Капитан 1-го ранга Бирбровер отвел меня в сторону, приобнял по-отечески и сказал:
– У меня такое впечатление, что вы и не были в самовольной отлучке в ночь с понедельника на вторник. Идите, курсант Черных...
ВОЗЬМИ, ТОЛЬКО МАЛЕНЬКОГО
Был у нас в роте Андрей Корабельников по кличке Сэм. Рост 195, вес под центнер, занимался боксом. Любил прихвастнуть. То расскажет, как на буровой в Сибири замерзал, то как то ли сидел где-то, то ли собирался сесть, то как здорово пел где-то в хоре (хотя ему явно кто-то на ухо наступил). Как-то вечером во время самоподготовки я взял чистый боевой листок и накропал стишки с намеком на нашего героя. Фрагментарно примерно так: «Он певец, он кларнетист, мастер спорта, культурист./ Он и мастер буровой. В общем, самый деловой./ Конферанс он в местном клубе, в экспедиции бывал./ Он силен по фене ботать... (и так далее)». И приписка: «Вот такой он наш герой! Угадайте, кто такой?» Повесил листок на информационную доску и скромно сел за стол. Ничто не предвещало, но надо было ожидать. Сэм встал и в силу несвойственной ему доселе любознательности пошел посмотреть, что на доске нового.
Потом он побелел, порозовел, а затем и вовсе побагровел, медленно повернулся и двинулся на меня, как боевой слон. Мне ничего не оставалось делать, как сорваться с места и, выскользнув из аудитории, убегать. Благо, ребята из нашего взвода не оставили меня в беде. Когда расстояние между нами было критическим, метра три, раздался рев у меня за спиной. Я невольно обернулся и увидел моих братьев-однокашников, которые просто висели по три человека у Сэма на каждой руке! Сэм немного побесился и обмяк. Но предупредил, что покажет мне кое-что из репертуара Никиты Сергеевича Хрущева! Со временем, конечно…
Потом была шлюпочная практика. Управление посыльными катерами (ПОКами), гребля на ялах, хождение под парусами и прочие развлечения на воде. Одним из развлечений было после обеда вместо сна половить в заливе рыбу. Ловили на кусочек хлеба, на перловку, которой нас кормили часто, на плавленый сырок в лучшем случае. А Сэм был не такой. Пойдет, найдет место, где есть почва (кругом же песок), накопает червей, и у него клюет, а больше ни у кого не клюет! Подхожу я к нему и так жалобно прошу:
– Сэм, дай мне одного червяка.
А он отвечает:
– Возьми, только маленького!
Кто услышал, – поржали, конечно. Ладно, думаю.
Вечер. Отбой. Командиры ПОКов после отбоя, как правило, собирались на одном из катеров «на блюдечко компота». Вот и наш кэп ушел. А на ПОКе команды по кораблю давать можно из трех мест: с ходового мостика (ГКП – главного командного пункта), из учебного класса и с запасного командного пункта (ЗКП). И вот, только мы все улеглись, откуда-то по всем помещениям корабля раздается:
– Сэм, дай мне одного червячка.
И в ответ, но другим голосом:
– Возьми, только маленького!
Сэм, зверея, вскакивает, а куда бежать, не знает. Смотрит, в кубрике вроде все на месте. И вдруг опять:
– Сэм, а мне можно одного червячка?
И в ответ басовито:
– Я же сказал, можно, только маленького!
Сэм сорвался сначала на ГКП, потом на ЗКП, потом в учебный класс. Пока он бегал, примерно то же прозвучало еще несколько раз, причем на разные голоса. «Погоня» продолжалась около десяти минут, но никто пойман так и не был. Запыхавшийся Сэм угомонился и, пробурчав обещание устроить всем, улегся в койку и уткнулся носом в переборку. Ночь прошла спокойно, пациент не буянил…
Зато теперь, когда друзья просят меня угостить их сигареткой, я, вспоминая Сэма, отвечаю:
– Возьми, только маленькую!
И протягиваю пачку.
источник