Журналист Андрей Бабицкий — об исторических параллелях, которые можно провести, оценивая ситуацию в Донбассе.
Александр Захарченко вчера на встрече с молодёжью в Седове вновь упомянул о проекте "Малороссия", заявив, что он продолжает обсуждаться на уровне экспертов и политтехнологов. Верифицировать утверждения главы Донецкой Народной Республики несложно, "Гугл" с ходу выдаёт 674 000 ссылок на соответствующий запрос. Действительно, обсуждение было достаточно интенсивным, если не сказать больше. Я бы даже добавил, что эшелон экспертов и политтехнологов был пробит почти сразу же — дискуссия (назовём это так) непринуждённо и беспрепятственно вышла на уровень глав европейских стран, высокопоставленных чиновников США и России, не говоря уже об одновременно и тоскливой, и истошной небратской реакции.
Помощник президента РФ Владислав Сурков назвал Малороссию "воображаемым государством", а проект — утопией, которая провоцирует "в целом полезную" дискуссию. В связи с этим кажется уместным вспомнить чеченский опыт, имеющий очевидные точки соприкосновения с нынешней донецкой инициативой. В начале и середине 2000-х стержнем пропагандистской кампании, которая помогла Рамзану Кадырову вывести из леса значительно число ичкерийцев и поставить их под правильное ружьё, был негласный тезис о том, что российские флаги — всего лишь камуфляж, скрывающий истинное положение вещей. Будучи защищённым формальной лояльностью Кремлю, Кадыров на самом деле продолжает дело Джохара Дудаева — строит независимую Чечню для чеченцев с опорой на традицию и ислам.
Этот концепт охотно подхватили и развили либеральные публицисты, много писавшие о том, что происходящее в Чечне противоречит российскому законодательству, что присягнувшая на верность России кавказская республика — это гетто, где царят произвол и беззаконие. Отчасти так оно и было. Действительно, многое из того, что делал Кадыров, мягко говоря, не укладывалось в российскую правовую практику и иногда действительно складывалось ощущение, что Чечня — это полное зазеркалье, феодальная этнократия, вознамерившаяся нарушить все мыслимые конституционные нормы и правила. Так что у бывших воинов Ичкерии были все основания верить утверждениям молодого правителя, которому Кремль, как казалось, передал всю полноту власти на подконтрольной ему территории.
С течением времени стало понятно, что Кадыров всё же изрядно лукавил, посылая тайный сигнал борцам за независимую Ичкерию, позволявший им думать, что смена вывески и флага — пустая формальность, а под кадыровскими знамёнами они продолжат служить великому замыслу о свободной и самостоятельной горской республике. Чечня не ушла в отрыв, а, напротив, с течением времени, изживая проблемы, связанные с войной, стала сближаться с Россией, выравнивая своё существование по общегосударственным шаблонам.
Надо полагать, что о крамольном и даже отчасти антигосударственном содержании кадыровской проповеди, обращённой к лесу, знали и на самом верху. Более того, я думаю, что Москва и сама могла принимать участие в разработке нехитрого пропагандистского месседжа, понимая, что эта элементарная уловка способна серьёзно подорвать боеспособность ичкерийского подполья. И уж точно в какой-то форме она санкционировала кадыровскую крамолу, выглядевшую как подобие заговора.
В случае с Малороссией — единым украинским государством, объединяемым под водительством Донецкой Народной Республики, — речь идёт о похожем проекте, правда, лишённом второго дна, затаившейся на глубине обманки. Гражданам Украины предложено подумать о том, за что многие из них готовы пожертвовать своей жизнью, — о сохранении государственного единства. Это ведь, собственно говоря, то, ради чего уже более трёх лет ведётся кровопролитная война. Тут правда без всякого лукавства. Авторы проекта точно указали, где пролегают красные линии — нацизму и бандеровщине в будущем общем государстве места не будет. И Крым, увы, не обещают вернуть. Но области и регионы вправе рассчитывать на сохранение своей самобытности. Такой намёк на неизбежную и необходимую федерализацию страны, собранной в своё время из очень разных по духу, культуре и историческому опыту территорий.
По опыту Чечни можно сказать, что разъедающий, деморализующий эффект альтернативы, которая апеллирует к общественному идеалу — независимая Ичкерия — может оказаться очень глубоким и существенным, меняющим кардинально ход событий. То, о чём вчера говорил Захарченко — что идею Малороссии обсуждают в украинских окопах, — это прямое указание на начавшийся процесс окисливания, ржавления официозного мифа о единой Украине. Логика очень проста: если единения можно достичь бескровно, не убивая, не рискуя собственной жизнью, не закладывая под реализацию этой идеи благосостояние страны, её отношения с соседом, то это как минимум интересно. А как максимум — альтернатива куда привлекательней кошмарного настоящего.
Идея будет работать в головах, туманя сознание и подрывая веру в разумность радикальных подходов и всесокрушающего насилия. Но для того, чтобы добиться надлежащего эффекта, нужна отмашка со стороны. Чтобы кампания обрела стабильный и устойчивый характер, чтобы слово "Малороссия" намертво вросло в общеукраинский дискурс, ведя неспешную, незаметную для внешнего наблюдателя разрушительную работу.
Андрей Бабицкий
источник