Недавно меня занесло в общагу, в которой живут преимущественно русскоязычные мигранты. Лишь на нескольких табличках значатся турецкие и арабские имена. Все остальные обитатели общежития – эмигранты из России, Украины, Белоруссии и других бывших республик СССР.
В подобные общежития, официально называющиеся центрами первичного приема беженцев и мигрантов, попадают все, перед кем Германия открыла свои двери и кто имеет право на социальные блага, предоставляемые страной. Обычно люди живут в общагах от трех до шести месяцев. Там они ждут распределения – их должны прикрепить к конкретному городу, который дальше будет заниматься их судьбой. Возможно, на новом месте их тоже поселят в общежитие, но только более комфортное, более приспособленное для длительного проживания. Именно в таком я и побывала.
Оно находится недалеко от центра, в не самой унылой части города. В Мюнхене есть районы, в которых ты чувствуешь себя крайне неуютно: там много промышленных зданий, пустырей, огромных многоквартирных домов. Но и такие районы всячески пытаются оградить от превращения в гетто, поэтому эмигрантские кварталы нередко соседствуют с бюргерскими. Интеграция – процесс длительный и болезненный как для гостей, так и для принимающей стороны.
Но для современной Германии он сейчас чуть ли не важнейший.
Когда в 1950-е и позже, в 1960-е, в страну стекались сначала итальянцы, а потом турки, об интеграции никто и не заикался. Сюда приезжали гастарбайтеры – чернорабочие, строители, сантехники – люди профессий, которых в послевоенной стране не хватало.
Жили они преимущественно кланами, диаспорами. Во внешний мир выходили исключительно ради заработка. В результате спустя пару десятков лет немцы обнаружили, что у них на руках оказались тысячи людей, по большей части женщин, не говорящих по-немецки вообще, а также до ужаса ортодоксальных. Мужчины работали, женщины заботились о семьях. В результате и сейчас нередко можно наблюдать следующую картину: турецкая бабушка в магазине или на рынке показывает своему мужу пальцем на то, что хочет купить, а муж уже объясняется с продавцом. Поэтому власти и заговорили об интеграции и начали очень аккуратно встраивать общежития и социальные организации для мигрантов в типично немецкие районы.
Приметой того, что в конкретном квартале есть общежитие, может стать обилие тайских, индийских, турецких или арабских лавочек, которые становятся альтернативой супермаркету у дома не только для конкретной диаспоры, но и для самих немцев. Только русскоязычные эмигранты почему-то предпочитают пользоваться теми тремя русскими магазинами, что работают в центре Мюнхена. То ли нет желания заниматься бизнесом, то ли от тоски по гречневой каше, шпротам и ряженке. А водка Gorbatchev продается едва ли не в каждом немецком магазине.
Мое общежитие представляет собой пятиэтажное светло-серое здание на два подъезда. От немецкого многоквартирного дома его отличает лишь обилие входных дверей на этаже: их в общаге примерно в три раза больше. Они понатыканы так плотно, что кажется, будто за ними могут скрываться только узкие, длинные пеналы, в которых ни кровать не поставить, ни стол. Однако здание настолько хитро спроектировано, что квартиры-студии не просто вполне уютны, в них даже балконы есть.
В каждой квартире есть прихожая, совмещенный санузел, крохотная кухня и комната площадью метров четырнадцать. Стандартная меблировка включает в себя одну или несколько кроватей, платяной шкаф, письменный стол и кухонную мебель. На каждом этаже висят таблички на русском: «В лифте не рисовать!», «На лестнице не плевать!», «Сообщайте о своих перемещениях в соответствующие организации».
Чистота в подъезде немецкая. Но столько настороженных и хмурых лиц я давно не наблюдала. Как мне рассказала жительница общежития, недавно переехавшая в Мюнхен из Пскова, никакой общины тут нет. Каждый сам за себя, с соседями никто не здоровается. При этом все откуда-то знают, кто уже овладел немецким достаточно, и бегут к такому человеку всякий раз, когда надо назначить прием у врача, вызвать «скорую» или побеседовать с чиновником.
Право на жизнь в общежитиях длительного проживания получают недавние переселенцы, не нашедшие пока работу. Следующая ступень – социальная квартира. Если эмигрант не получает пособие по безработице от государства, он может претендовать на Wohngeld. Государство определило минимальную квартирную плату, которую человек с зарплатой не больше чем 20 тысяч евро в год может платить за квартиру (сейчас это, если не ошибаюсь, 500 евро в месяц для Мюнхена). Поскольку квартир за такие деньги здесь в принципе не бывает, то разницу покрывает Wohngeld – дотация на социальное жилье.
В большинстве случаев претендент на эту дотацию не имеет никакого выбора. Есть конкретная квартира в конкретном районе? Езжай, дорогой. Если годовой доход получателя Wohngeld увеличивается, он обязан сообщить об этом в курирующую его организацию. Можно, конечно, не сообщать и какое-то время преступно пользоваться социальными благами. Но немецкая финансовая система работает, как часы. Сведения о доходах поступают в налоговую, а после нее о внезапном счастье рабочего человека узнают все. И в почтовый ящик падает штраф. В конечном итоге потерять можно больше, чем приобрести на разнице в квартплате.
Почти в каждом новом доме есть ряд квартир, выделенных под социальное жилье. Федеральная земля договаривается с домовладельцем об условиях и дальше распределяет эти квартиры по нуждающимся. Помимо мигрантов на социальные квартиры претендуют матери или отцы-одиночки и инвалиды. У моей подруги-колясочницы отличная квартира с террасой в хорошем районе. Она не может работать полный рабочий день и потому считается малоимущей. Несколько лет назад она подала документы на жилищную дотацию и получила ее. С другой стороны, мой сокурсник Картал живет с женой и двумя детьми в квартире-студии. По немецким негласным законам, он должен жить в четырехкомнатной квартире, чтобы на каждого члена семьи приходилось по комнате. Но он и его жена получают пособие по безработице. А это значит, что они должны полностью оплачивать аренду жилья. Пособие по безработице на семью Картала составляет 1200 евро. Порядка 230 евро в месяц федеральная земля Бавария выплачивает за двух маленьких детей. Трешка в Мюнхене стоит в лучшем случае 1300 евро. И это неприятная арифметика.
В общем, все, кто думает, что уедет в Германию и найдет там рай, заблуждаются. Об этом свидетельствуют в частности многочисленные русскоязычные форумы. Если копнуть некоторые ветки обсуждений вглубь, отмотать их лет на семь-десять назад, то можно выяснить, что «раньше было лучше».
Но это вечная присказка. В каком-то смысле быть социалом-эмигрантом здесь выгоднее, чем просто экспатом. Довольно сложно передать, что чувствует человек, зарабатывающий три тысячи евро в Мюнхене, получающий из них на руки тысячу восемьсот и еще минимум за восемьсот снимающий квартиру.
источник