Согласно опросам общественного мнения, наши соотечественники вновь назвали войну в Сирии главным международным событием года. Это не удивительно — за последние месяцы было так много репортажей и новостей, что мы не только хорошо выучили географию арабской республики, но и стали специалистами по этноконфессиональному делению на Ближнем Востоке. Кроме того, слишком много произошло событий, напрямую связанных с этой страной, будущее которой теперь зависит исключительно от нас.
Что же касается фактических итогов уходящего года, то в отношении Сирии они носят разнонаправленный характер — и в медийном плане, и в стратегическом. Медийные итоги выглядят следующим образом: освобожденный Алеппо и вновь захваченная исламистами Пальмира. События, абсолютно несоразмерные как по масштабу, так и по значению в совокупности всё равно порождают сомнения и тревогу, поскольку слишком многие поверили, что Пальмира «наша» и уже навсегда.
Сигналов о готовящейся атаке на город было множество, да и сама атака вовсе не стала блицкригом, ей предшествовали многочисленные попытки перерезать дорогу на Хомс. При этом никто не спорит, что военная ценность Пальмиры почти нулевая. Другое дело — захваченные ресурсы в виде техники и боеприпасов. Но сама по себе эта потеря исключительно репутационная. Точно так же для самого ИГ восстановление контроля над городом имеет прежде всего пропагандистский эффект, который должен продемонстрировать, что группировка способна не только обороняться, но и наступать.
В ситуации вокруг Алеппо медийный эффект также огромен, однако его окраска носит исключительно позитивный характер. Достаточно вспомнить, что битва за мегаполис продолжалась дольше, чем Великая Отечественная война. Но самое главное — его окончательное освобождение обернулось не тотальным разрушением города, а трусливой эвакуацией боевиков. Сложно назвать это «малой кровью», но всё же итог оказался куда более оптимистичным, чем прогнозировалось. И хотя западные СМИ сделали всё, чтобы в эфир попадали лишь «правильные» кадры, кое-что всё же просочилось. Это «кое-что» на корню ломает тот образ Алеппо, который формировался в течение 4 лет.
Что же касается стратегической ситуации, которая сложилась в Сирии к концу 2016 году, то она также имеет неоднозначный характер, хотя в данном случае глубина этой проблемы куда более значительная.
Прежде всего, как уже было сказано, Исламское Государство действительно никуда не исчезло и в самом деле способно концентрировать свои силы для проведения хорошо спланированных операций. Не будем забывать, что на следующий день после падения Пальмиры террористы уже оказались у стен авиабазы Т4, и здесь пропаганда уходит на второй план — это действительно важный военный объект, от которого рукой подать до Хомса.
И хотя ситуация всё же стабилизировалась, территория на незначительном удалении от базы по-прежнему кишит мобильными отрядами террористов. Более того, серьёзно усложнилась ситуация в блокированном Дэйр-эз-Зоре, который также как и Пальмира является неким символом — в данном случае символом мужества осаждённых сирийцев, и поэтому этот город также становится очень заманчивой целью. Достаточно одной серьёзной ошибки и еще одного «случайного» удара американской авиации, чтобы террористы ИГ сумели прорвать оборону.
С другой стороны, уходящий год действительно похоронил мифы об «умеренной оппозиции», и это хорошо. Сами боевики, и те, что сбежали из Алеппо, и те, что уже давно контролируют Идлиб, находятся в критическом положении — слишком велика концентрация разношерстных группировок на одну провинции. Более того, даже радикализированные сунниты не воспринимают их как реальную силу, способную поддерживать порядок и руководить организованным сопротивлением. Таким образом, в социальных сетях (а иногда и на площадях) всё чаще звучат призывы к Абу Бакру.
Радоваться подобной тенденции не приходится, однако у неё есть свои плюсы — несмотря на дальнейшую радикализацию определённых слоёв населения, удаленность провинции от оперативных просторов ИГ не позволит произвести «смену власти», а вот само усиление подобных настроений будет работать лишь на одно — дальнейшее ослабление конгломерата салафитских группировок.
Это уже переход к войне другого типа. Вне зависимости от того, будет ли Идлиб освобожден в ближайшее время, либо он и дальше продолжит вариться в собственном соку, уже сейчас можно говорить о том, что эта проблема отходит на второй план. Зато на первом могут оказаться сирийские курды, которые не имеют ни малейшего желания снова жить в централизованной сирийской республике. Федерализация — самое меньшее, что они готовы обсуждать. Их будущее определит дальнейших успех тех сил, что участвуют в операции «Щит Евфрата», которая уже выполнила программу-минимум — не допустила объединения курдских анклавов. Программа-максимум — оккупация как можно более значительной территории — находится в стадии выполнения и бьёт по трём целям одновременно — по будущему Сирии, по сирийским курдам и по ИГ, которое, вне зависимости от прошлых заслуг, сегодня однозначно является для турок врагом.
В какой момент Анкара решит остановиться, зависит от дипломатии и от того, как будут складываться отношения между Путиным и Эрдоганом. Пока сами курды также не являются объектом. Но они станут им лишь в том случае, если окончательно откажутся от мирной реинтеграции и окажутся в одном окопе с исламистами. Причем неизвестно, насколько далеко это выражение от дословного значения, учитывая, что по некоторым данным, Исламское Государство уже предложило сирийским курдам заключать некое соглашение. Но это уже совершенно отдельная проблема, и очень хочется верить, что обсуждать её на практике всё таки не придётся.
источник