20 с лишним лет назад и у нас было свое, с нашей стороны, понимание конца истории как всеобщего братства в отсутствии идеологических противоречий. «Сейчас, – думали мы, – братья меч нам отдадут, и мы этим мечом прорубим окно, чтобы дивиться заозерному благолепию и вкушать его в самом что ни на есть буквальном смысле».
И на той стороне царила эйфория, поверьте, поскольку там были уверены, что заблудшие русские, наконец, станут третьестепенной ветвью единственно возможной проекции бытия, которую именно они (та сторона) соорудили на обломках Римской империи. Они очень тогда любили русских как доказательство того, что их выбор цивилизационной модели был безошибочным, поскольку пала единственная цитадель иноположного. Фукуяма как раз это и объяснял.
Прошло четверть века и вернулись к вековой вражде уже без всяких коммунистов и вопросов, которые, казалось, разделяли нас в 20 веке. Все эти маркеры – демократия, рынок – как выяснилось, мало что значат, поскольку в некоторыом смысле свободы у нас уже сейчас гораздо больше, рынка, увы, тоже.
При том взрывном распространении террора, который имеет у них место быть, и параллельно средств контроля, слежения и профилактики, они теряют свои гражданские свободы с примерно той же скоростью, с которой мы их обретаем и кое-как ставим на ноги. Скоро мы поменяемся местами и паттерн «свободное общество» будет через тире послушно и бесспорно крепиться к слову «Россия». Вот это и будет конец истории.
Андрей Бабицкий
источник