Ученый Рауль Гайнетдинов — о том, как возвращать домой научные кадры, уехавшие за границу
В последние годы в российском политическом, экспертном и научном сообществе активно обсуждается вопрос о путях возвращения в Россию высококвалифицированных ученых, уехавших работать за рубеж в 1990-е годы и позже. Сейчас настал момент предложить эффективную программу действий.
В 1996 году я уехал в США заниматься научной работой в области фармакологии, потом несколько лет руководил исследованиями в Италии, а в 2013 году по приглашению Санкт-Петербургского госуниверситета вернулся в Россию.
Теперь я стараюсь как можно чаще направлять своих аспирантов на Запад, причем не на месяц, а как минимум на полгода, чтобы они имели возможность прочувствовать разницу между командировкой и эмиграцией. Я твердо убежден, что, отучившись в России, каждый ученый должен поехать в США или в страны Западной Европы, для того чтобы освоить новейшие технологии, поработать в реальной конкуренции со всем миром, добиться видимых результатов и, наконец, увидеть, что жизнь там — далеко не райская. Ученый не может расслабиться ни на минуту.
Даже пробившись в престижный журнал или выиграв грант, надо сконцентрироваться, настроиться на упорную работу без отпусков, на редкие встречи с родными и друзьями, так как не будет времени и денег часто ездить в Россию, и существовать в условиях жесткой конкуренции, например, с китайскими специалистами, которые «пашут» по 24 часа в сутки. И жить вырванным из своей культурной среды. Всё это непросто.
Не случайно многие мои китайские друзья, с которыми мы работали вместе в США, мечтали вернуться домой. «Только мне нужны еще две статьи в Nature (один из самых престижных научных журналов в мире. — Р.Г.), — вздыхали они. — А то не возьмут в университет...»
То есть право вернуться домой им надо было заслужить!
Вот как работала уже в конце 1990-х годов государственная программа Китая «100 талантов», позже переросшая в «1000 талантов». Она допускала, что из многих тысяч уехавших китайских студентов домой вернется хотя бы каждый десятый. То есть изначально планировалось, что вернутся не все, но лучшие — и получат финансирование лабораторий, нормальные зарплаты и т.д. Так и произошло. И поэтому сейчас — 20 лет спустя — китайская наука стала куда более динамичной и современной, мои коллеги пишут блестящие статьи по биомедицине и работают целые институты с самыми талантливыми китайскими учеными, вернувшимися отовсюду домой.
Поэтому я категорически не понимаю тех, кто до сих пор оспаривает необходимость подобной программы в России.
Необходимо создать условия, чтобы российские студенты, аспиранты, молодые ученые, получившие опыт работы на Западе со всеми его плюсами и минусами, захотели бы вернуться домой.
Сегодня в любой стране получить грант или лабораторию для научных исследований очень непросто. Государство везде экономит деньги и выбирает, на какие области оно станет их тратить. Приоритеты со временем меняются, и далеко не все направления науки сегодня получают финансирование в прежних размерах. Не зря американские ученые пишут сейчас открытые письма о том, что государство должно вкладывать деньги, скажем, в биомедицину, иначе Америка скатится вниз.
Поэтому, выиграв грант, ученый чаще всего сразу начинает думать, что он будет делать через 3–5 лет, когда этот грант закончится. На какие деньги и в какой стране он продолжит свои исследования? И очень важно, чтобы уже сегодня он выбирал не только между Бостоном, Пекином и Гамбургом, но и между Москвой, Петербургом, Казанью или Новосибирском.
Для этого ученому нужно предлагать конкурентные условия для работы: длительное финансирование для лаборатории, нормальные бытовые условия, хорошую зарплату. Но всё это — за реальные достижения, а не только потому, что кто-то просто поработал за границей и решил вернуться. Разумеется, все отечественные ученые, не уезжавшие надолго или уже вернувшиеся, должны иметь такую же возможность участвовать в конкурсах, и лучше всего, когда эти конкурсы объявляет государство. Госпрограмма — это всегда надежнее, долгосрочнее и солиднее.
А пока меня, как человека, вернувшегося в Россию по доброй воле, воспринимают по-разному. Некоторые называют «гастролером», думая, что я опять уеду за рубеж, как только закончатся полученные здесь гранты. А мои друзья — ученые разных национальностей, которые работают по всему миру, — считают, что ситуация у меня нестабильная. На это я могу сказать: нестабильно сейчас в науке не только у нас, но и во всем мире. А в России грантовая и другие системы поддержки науки только начинают формироваться.
Еще три года назад никто не предполагал, что Российский научный фонд станет выдавать миллионные гранты. А сегодня на эти деньги мы проводим исследования, развивается научная инфраструктура — например, в СПбГУ уровень доступа к электронным научным ресурсам такой же, как в ведущих вузах мира; создан научный парк с уникальным оборудованием. В Новосибирске функционирует недавно введенный в строй виварий, соответствующий самым высоким международным стандартам, прекрасно оснащенные лаборатории работают в Нижегородском университете. И таких примеров много.
Надеюсь, что в ближайшие несколько лет в России заработают и другие формы поддержки науки, и тогда мои друзья со всего мира перестанут беспокоиться обо мне, а некоторые начнут бороться за право вернуться домой.
Автор — директор Института трансляционной биомедицины СПбГУ, профессор Сколковского института науки и технологий
источник