Говорят, "надежда умирает последней". Настоящий патриот всегда на что-то надеется. Надежда есть обратная сторона мечтательности, свойственной интровертам и укровертам. Сначала он мечтает пенсиях и зарплатах в несколько тысяч евро. Почему? Ну, у него красивые глаза, модная вышиванка, он выдавил из себя по капле русский язык... Как такому красавцу не дать несколько тысяч евроденег? Он надеется на импортную страховку настолько истово, что поджигает свой скромный дом, который выстроили еще его родители и страшно удивляется: почему за сей подвиг самопожертвования его никто не озолотил. А он просто перепутал Герострата с Гераклом.
Патриот вынуждено остается на улице, посреди родной непогоды, и безостановочно скачет от холода и возбуждения. Его греет надежда, что (за вошедшие в книгу рекордов Гиннеса прыжки) его семейные нечистые трусы неизвестный благодетель обменяет на кружевные модные труселя, которые он видел в импортном журнале для геев. Патриотический энтузиазм зашкаливает и исподнее испепеляется прямо о трение воздуха, неуклонно превращаясь в лохмотья, но упрямый попрыгунчик надежды не теряет.
"Если прыжки не помогают, значит есть тому веские причины", - размышляет патриот. Одолеваемый новой надеждой, он быстро находит виноватых. Рефлекторно подпрыгивая, голый, словно Горлум, он следит за "виновными", которые, судя по всему, украли "его прелесть". Старается настигнуть их и выжечь каленым железом. Или хотя бы бутылированным бензином. Страшно вопит "именем Тарабарского короля!" и очень удивляется, получив в ответ фингал под глаз. И лупят его немилосердно, до потери сознания.
Понимая, что в следующий раз могут вообще забить до смерти, патриот изыскивают новое надежное средство обогащения, сталкивая памятники и сбивая лепнину со зданий. Авось, кто-нибудь заметит его усердие и одолжит денег на пожрать. Пряча фингал, он напяливает на голову черный чулок, найденный на помойке. Вцепляется сам себе в глотку, неразборчивыми криками зовет какого-то Славу и обещает скормить его неизвестным героям. Окончательно обезумев, он становится отвратителен даже лелеющей мечту о мытье заграничных унитазов давешней сожительнице, и она уматывает в фешенебельные нумера для польских дальнобойщиков.
Постелив себе голую, выжженную его же стараниями степь, утомленный трудами патриот падет на ложе из родных будяков, надеясь забыться блаженным эротическим сном хотя бы со сне, и...
Надежда умирает в постели.
Константин Кеворкян
источник