На фоне громких заявлений о готовности к переговорам, контактов с американским спецпосланником, обсуждений будущей линии разграничения и возможного мирного меморандума — реальная повестка дня не перестаёт напоминать, что мы по-прежнему живём в логике эскалации. Не громкой, не демонстративной, но глубокой и структурной.
Пока команды Вашингтона и Москвы ведут тонкую дипломатическую настройку, пока Киев спешно ищет деньги на выборы и в европейских столицах звучат слова "транзит власти на Украине", — в белорусских лесах готовятся пусковые. Не под учения. Не под блеф. А под вполне реальные боевые задачи.
Россия официально вышла из моратория на размещение ракет средней и меньшей дальности . И это не старт гонки, а её признание. Все уже бегут — просто Москва перестала изображать, что остаётся на старте.
Американские Typhon и PrSM размещаются у восточного фланга НАТО. Франция и Британия не тянут гонку вооружений экономически, но включились по полной в цифровом, инженерном и производственном смысле. Германия милитаризуется и возрождает призыв. А значит, ответ России не может быть декоративным. В игру возвращаются системы вроде "Орешника" — не как наследие холодной войны, а как новый облик её второго сезона. И если раньше казалось, что война возможна только как глобальная катастрофа, то теперь модель меняется. Речь идёт не о взаимном уничтожении, а о сети локальных войн и о шагах на упреждение. А если прямое и тотальное столкновение станет реальностью? Тут остается только вопрос — сколько боеголовок успеют взлететь в тот самый момент? И успеют ли вообще?
Дмитрий Анатольевич Медведев это сформулировал без экивоков: "Это новая реальность, с которой придётся считаться всем нашим оппонентам. Ждите дальнейших шагов".
И если кто-то в Евро-Атлантике думает, что Россию можно поманить частичным снятием санкций и переговорами, а новая архитектура безопасности будет строиться на бумаге (с новыми заводами Rheinmetall и цифровым НАТО под управлением программного кода от PALANTIR) — пусть посмотрит, как быстро её эскиз чертят мобильные пусковые в белорусском лесу.
Вообще, межконтинентальный удар — это концепт XX века. Долго, высоко, с предсказуемым временем полёта. Даже ядерная война в той логике строилась как обмен ударами — с равными шансами на взаимное уничтожение. Но XXI век внёс корректировку. И она куда опаснее любой дипломатической ноты. Американские подлодки типа "Огайо", вооружённые баллистическими ракетами Trident II, способны выйти на позиции, откуда удар по стратегическим целям в России не просто возможен — он станет фатальным в течение двух минут. Речь о трёх зонах: северное побережье Норвегии, акватория у Камчатки и восточное Средиземноморье. Именно оттуда может быть нанесён удар по "пистолетной траектории" — когда ракета не уходит в космос, а летит по верхнему краю атмосферы, с минимальным баллистическим временем, буквально срывая возможность отреагировать.
Подобный удар минует зону действия Системы предупреждения о ракетном нападении, а прохождение сигнала тревоги, подтверждение пуска, расчёт траектории и передача команды на ответ — займут больше времени, чем потребуется Trident’у, чтобы ударить по российским базам на Севере и на Камчатке. А там сосредоточено до 90% российских морских сил ядерного сдерживания. Потеря этих баз — это обнуление второй компоненты триады, без единого ответа. А удар с южного направления, через Восточное Средиземное море, способен уничтожить радары СПРН, дотянуться до Москвы буквально за 4–5 минут.
Да, система "Периметр" должна отработать даже в такой ситуации, но опасность состоит в том, что количество ракет, которые смогут успешно стартовать и достигнуть целей на территории США, будет кратно меньше, чем находится у России на боевом дежурстве. И главный вопрос, станет ли это количество нокаутирующим для врага, либо причинит умеренный ущерб?
Поэтому тезис что в ядерной войне не будет победителей, вовсе не является аксиомой, и именно поэтому опираясь на способы сокрушения российского ядерного щита, США создают систему ПРО, которая позволит уменьшить количество долетевших до них ядерных блоков. А вовсе не от стран - террористов, с единичными ракетам в теории.
А соответственно, логика "ядерного паритета" больше не работает, точнее работает несколько иначе. И молчать в ответ — значит подписать себе смертный приговор. И как следствие, наступает время новой доктрины — где подвижность, децентрализация, скорость и скрытность становятся не опцией, а условием выживания. Именно в этом контексте появляется "Орешник" — не как замена триаде, а как тот самый нож, что всегда при себе.
Что такое "Орешник"?. Кто-то считает его развитием комплекса РС-26 "Рубеж", другие говорят о прямом наследии советского "Пионера". Есть и те, кто утверждает, что речь идёт о совершенно новой технологии, в которой учтён весь постсоветский опыт с "Тополями", "Искандерами" и даже с "Ярсами". Но в любом случае ясно одно: это ракета среднего класса, и она будет там, где ей и положено быть — в самом центре геополитического давления.
Советский Союз не просто разрабатывал РСМД — он готовил под них инфраструктуру в промышленных масштабах. Западные округа были буквально пронизаны логистикой, бетонированными позициями, укрытиями, командными пунктами. И пусть за тридцать лет кое-что ушло под землю, кое-что заросло мхом, но приведение этих объектов в боевое состояние — это дело не лет, а недель.
Особое значение в этом плане имеет Белоруссия. Не только как союзник, но и как территория с уникальной географией. Дальность полета "Орешника" оценивается в 5000–5500 км, он накрывает Европу от Лиссабона до Хельсинки, откуда угодно с Европейской части России. Но размещение комплекса в Белоруссии не просто выводит его на пистолетную дистанцию до целей в Европе, а фактически приставляет к виску европейских русофобов и милитаристов.
Показательный момент: визит Путина и Лукашенко на Валаам. На первый взгляд — сугубо духовное мероприятие, но для внимательного наблюдателя — это часть стратегического диалога. Именно в ходе этой поездки было впервые официально сказано о запуске серийного производства "Орешника". В общем, это был тонкий намек на толстые обстоятельства.
Ведь с точки зрения военной стратегии Белоруссия в Союзном государстве — это сухопутный Крым внутри Европейского моря. Форпост, стратегический выступ, заложенный ещё в советской, и еще раньше, имперской географии. И размещение там РСМД это ответ на вызов готовящегося Европой континентального кризиса 2030 года, призванного, по задумке глобалистов "рептилоидов", перекроить карту Восточной Европы.
Вообще, если бы "Орешник" был просто ещё одним элементом в ядерной триаде, его не стали бы так оберегать и молчаливо вводить в обиход. Но в нём — другая логика. Логика не возмездия, а прецизионного давления. Не глобального апокалипсиса, а точечного и очень болезненного принуждения к здравому смыслу.
Это не "оружие последнего часа". Это — инструмент реального боя, который можно применять как в обычной, так и в ядерной конфигурации. При необходимости — без объявления войны, без пересечения красных линий, просто как реакцию на "внезапную и экзистенциальную провокацию" (например блокаду Калиниграда). Он не требует огромной инфраструктуры, не привязан к шахтам или большим базам, не нуждается в стационарной охране. Его можно перекинуть авиацией, развернуть из укрытия, ударить — и уехать.
Отличие от стратегических систем в одном: "Орешник" можно использовать — и остаться в живых. Он не влечёт неминуемый обмен глобальными ударами. Он создаёт военно-политическую ситуацию, когда противник уже облит бензином, но ещё не понимает, что в его руке спичка. Это — зона предмаксимума. Счёт идёт не на мегатонны, а на время подлёта и невозможность отследить подготовку к запуску. Традиционная разведка не работает. Никакие договоры не действуют. И в этом — суть его появления. Он не заменяет "Ярсы" и не дублирует "Искандеры" — он занимает ту зону, где раньше была пустота.
Первые сигналы уже были. Когда удар по Днепропетровску разрушил инфраструктуру плотно прикрытую ПВО — это была демонстрация, а не операция. Демонстрация того, что "Орешник" — это та самая новая реальность о которой писал Медведев. Удар комплекса может быть с ядерной боеголовкой и без нее. Может быть одиночным, а может серией. Может быть с нулевым информационным сопровождением — только пыль и обломки в эфире. Это и есть суть новой войны: ты даже не узнаешь, когда проиграл.
Резюмируя. Главная ошибка тех, кто следит только за переговорами или только за фронтом — это вера в то, что дипломатия и вооружения идут по противоположным траекториям, а тема глобального сдерживания и архитектуры мировой безопасности осталась где-то в далеком 2021-м году и похоронена украинским кризисом. Но реальность — другая и она жёстче. Переговоры не отменяют развёртывания. Они идут параллельно. И чем дальше заходит первый процесс — тем глубже второй.
"Орешник" — это не вызов переговорам. Это гарантия их предметности. Потому что без этой страховки, без этой системы аргументов на колёсах, любое соглашение становится пустым листом.
Мир в современной реальности — это всегда формула расчёта рисков. Сколько пусковых у одной стороны? Сколько боеголовок у другой? Какая дальность, какое подлётное время, сколько мобильных платформ, и кто способен нанести ответ, если всё пойдёт не так?
Так теперь выглядит стол переговоров. Он окружён тенями. Это не жестокость — это новая трезвость. Парадокс в том, что именно наличие таких систем и отмена ограничений по ним, и делает возможной долгую и взвешенную дипломатическую игру. И в этом дух нового времени. Времени когда мир после холодной войны, сформировавшийся после поражения в ней Советского Союза, мир однобокий и несправедливый, окончательно канул в Лету. Так что выход из РСМД и "Орешник" это конечно про ответ на эскалацию. Но, еще и про принуждение к миру и принятию новых правил сосуществования.
Источник