Ну, здравствуй, Эль Хефе Фидель…
Я тут побывал у тебя в гостях, тебя самого, правда, так и не увидел. Впрочем, глава парткома крупнейшей туристической компании Кубы (кстати, отчего она принадлежит твоему министерству обороны?) сказал мне, что ты совсем плох. Даже статьи твои больно читать…
Некогда пламенный трибун, способный часами жечь глаголом сердца людей, теперь ты даже в письменном виде часто перескакиваешь с одной темы на другую и внезапно обрываешь предложения. Так что, может и к лучшему, что не увиделись. Легенда должна оставаться легендой.
Я тут по возвращении написал всякого про Кубу. Ну и мне понаписали разное. Например, что кубинцы, живущие в Майами, говорят, что если б не ты – то Куба была бы жемчужиной Америки.
Если б не ты… Была бы вообще Куба Кубой? Той Кубой, которая вызывает восхищение, ненависть, неподдельный интерес, сожаление, в общем, все чувства… кроме презрения. В отличие от той, «дофиделевской» Кубы, бывшей борделем и наркопритоном для богатого соседа.
Интересно, ты часто вспоминаешь Камило и Че? У тебя там некоторые говорят, что это ты их убил – устроил авиакатастрофу Сьенфуэгосу и сдал боливийцам информацию о новой внешности сделавшего перед уходом в сельву пластическую операцию Гевары. Конкурентов, говорят, убрал. Но я почему-то не верю.
Конечно, как сказал в другое время и на другом конце света один властитель с кавказским акцентом, «старые товарищи должны легко спускаться в могилу», но… я все равно не верю.
Ведь ты не Сталин. Сталин вряд ли смог бы месяцами, без еды и воды, всегда идя в первой линии наступления, выжить на Сьерра-Маэстра.
Хотя, как не Сталин?… Твои «друзья» в Майами утверждают, что ты в своей стране уничтожил в процентном отношении людей больше, чем Сталин и Гитлер. Впрочем, с них, твоих «друзей», станется. Они ведь, как ни странно, довольно неплохо живут за счет того, что ты до сих пор жив. То же ТВ Марти, которое на Кубе почти никто не видел (твои глушилки работают неплохо), с 1990-го года получило сотни миллионов долларов американских налогоплательщиков.
А еще ты не расстрелял своего сына. Ездившего по всему миру и останавливавшегося в роскошных пятизвездочных отелях, ставшего героем светской хроники и причиной отказа Кубе в кредитах. «Ага, живут они плохо на Кубе, как же…». Не расстрелял, хотя и хотел. Фиделито тогда спас его дядя и твой брат Рауль, чуть ли, говорят, не на коленях умолявший тебя оставить в живых твоего же собственного сына.
Зато соратника своего с самых первых дней, героя Плайа Хирон, боевого генерала Очоа, обвиненного в наркоторговле, ты не пожалел. Впрочем, пример Норьеги стал тебе уроком — торговля наркотиками может стать предлогом для американского вторжения. Правда, кое-кто говорил, что все дело в том, что Очоа хотел начать перестройку на Кубе и убрать тебя, Команданте. Но сейчас ты, лежа под капельницей, уже вряд ли помнишь, что на самом деле было тогда, в далеком 1989-м…
Не помнишь, наверное, и как соратники Очоа, боевые генералы, прошедшие с ним и тобой весь путь от качающейся палубы «Гранмы» до Гаваны, на суде по очереди вставали и сквозь слезы говорили «Виновен… виновен… виновен». А может, помнишь. Как помнишь и то, что почувствовал, когда узнал, что Очоа больше нет.
А еще знаешь, Фидель… Я, конечно, понимаю, что ты и в свои лучшие годы вряд ли такими мелочами занимался, но… Я жил в отеле Кинта Авенида, не из дешевых, а там над ресепшном сломаны часы. Все четыре дня, что я был на Кубе, так никто и не удосужился их починить. Мне-то что, я прилетел-улетел, но стрелки, застывшие на без пяти двенадцать, производят символическое впечатление.
Как и старая Гавана. Она, конечно, очень красива. Яркой красотой женщины, знающей, что она не может не нравиться. В любом возрасте и виде. И не желающей ( да и возможности нет) делать пластические операции. Так, просто, немного косметики и все.
Фидель, ты, конечно, и сам знаешь, что твой народ еn massе живет плохо. Но живет — нищих я не видел. То есть видел, одного, лазающего по мусорным бакам и двух инвалидов, просящих подаяние в порту, но они производили скорее впечатление психически больных.
А преступности – тоже нет, ну то есть, она, наверное, где-то есть, и в первый же день я встретил женщину, рассказавшую мне, что ее четыре раза ограбили («Нет, вы представляете, три раза –черные, и один раз – белый!»), но на нее, поди, и метеорит персональный упадет.
И еще, Команданте, мне кажется, я знаю, что случилось с Кубой. Ты верил, что твой народ похож на тебя. Так же как и ты, готов жертвовать не только окружающими, но и собой. Иногда даже казалось, что ты прав. Ведь ты дал им надежду на то, что будет лучше. И они верили, что так будет. И любили тебя.
Наверное, любят и сейчас. Я не слышал ни единого плохого слова о тебе. Да, жалуются, да, от всей латиноамериканской страстной своей души ругают нелепость сложившейся ситуации. Но никто не винит тебя лично. Скорее, к тебе относятся как дедушке. Давно выжившем из ума, но в свое время спасшему внуков от безысходности.
Ведь ты тогда показал людям выход, показал им, что не бывает ситуаций, когда ничего нельзя изменить. И самое большое противоречие сейчас на Кубе — это то, что кубинцы знают, что можно изменить все, но сделать это – это значит изменить тебе, Команданте. А кубинцы – они ведь другие.
Тебе вообще повезло с народом, Фидель. Народом мягким и добрым, страстным и беззлобным, при этом умеющим умирать за идеалы и жить в условиях, когда кроме идеалов больше ничего нет.
А еще, ты знаешь, по твоей Кубе скучают даже твои враги. Многие из тех, кто когда-то эмигрировал, теперь, получив в Штатах пенсию, возвращаются и живут припеваючи при «людоедском режиме Кастро».
Впрочем, наверное, ты знаешь обо всем этом и без меня, как знаешь и о том, зачем на самом деле туристы из России приезжают на Кубу. Я понял это, уже улетев из Гаваны. Понял, что побывал в детстве. Хорошем или плохом, но детстве, которое тебе на четыре дня удалось мне вернуть.
И я не знаю, что о тебе скажет история, но я говорю тебе большое, Фидель, спасибо.
Аркадий Бейненсон.