Эксперт Центра научной политической мысли и идеологии Игоря Путинцев
Визит Владимира Путина в Нормандию не принёс неожиданностей. Политическое отступление России на Украине продолжается. Уже выполнены открытые требования Запада: не поддержаны и не признаны референдумы о самоопределении Донбасса, отведены войска от границы, фактически признаны президентские выборы на Украине. Украина вновь и вновь получает отсрочку решения по газовому вопросу. Россия, не оказав прямой помощи ополчению на востоке Украины, больше не предпринимает даже символических действий в его поддержку: не проводит военные учения, не заявляет о готовности применить силу и др.
Эта политическая линия вызывает множество вопросов, особенно с учётом того, что после мартовских событий в Крыму общество как в России, так и на юго-востоке Украины ожидало того, что Россия будет активно защищать права русскоязычного населения за рубежом. Ещё в марте для политики Москвы был характерен решительный настрой, навязывание инициативы, а в украинской политической элите наблюдались «разброд и шатания». Киевские власти были слабы и застигнуты врасплох, в то время как у России был шанс восстановить утраченные позиции на Украине. К началу июня ситуация изменилась кардинально:
Россия утратила инициативу, а украинское руководство окрепло и действует практически без оглядки на российские интересы, предупреждения и требования.
Если в Крыму Россия гарантировала права и безопасность русскоязычного населения, то на юго-востоке Украины действия украинских силовиков и ультраправых формирований ничем не сдерживаются – убийства мирных граждан происходят безнаказанно, а интенсивность боевых действий возрастает. Аргументы России об историческом и цивилизационном единстве двух стран забыты, а во главу угла вновь ставится взаимодействие с олигархическими элитами (в обход населения) и переговоры по газу.
Почему Россия не предпринимает мер в ответ на силовое подавление юго-востока Украины? На этот счёт можно выдвинуть несколько взаимоисключающих версий.
Согласно первой версии, Россия изначально не планировала активных действий за пределами Крыма, а события на юго-востоке стали для неё неожиданностью. По второй версии, события на юго-востоке были «операцией прикрытия» для закрепления позиций России в Крыму.
Согласно третьей версии, в апреле произошла смена курса – изначально Россия планировала активную поддержку юго-востоку Украины, но потом в силу каких-то обстоятельств пересмотрела предыдущее решение и стала «отыгрывать назад».
Первая версия не представляется достаточно убедительной (хотя она имеет право на существование). Вряд ли Россия изначально собиралась поддержать русскоязычное население Украины только на территории Крыма: вхождение Крыма в состав России при интеграции всей остальной Украины в западные структуры означало бы для России заведомо неравноценный «размен». При таком сценарии население юго-востока Украины не сможет оказывать влияние на политику центрального правительства не только в ближайшие несколько лет, но и в более отдалённой перспективе. Несмотря на то, что сейчас такое развитие событий кажется наиболее вероятным, сложно поверить в то, что Россия сознательно готовила его ещё в феврале.
Версия о том, что апрельские события на юго-востоке планировались как «операция прикрытия» для закрепления контроля над Крымом, представляется ещё менее правдоподобной, чем первая. Вряд ли стоило «подогревать» протестное движение в 20-миллионном регионе лишь для того, чтобы отвлечь внимание Киева и западных стран от Крыма. В результате таких «игр» репутация России среди русскоязычного населения Украины может быть подорвана на годы и десятилетия вперёд.
Третья версия представляется более правдоподобной, чем две предыдущие. Действительно, в апреле – мае действия и риторика Москвы существенно смягчились по сравнению с февралём – мартом, и это не может не бросаться в глаза. Однако и эта версия вызывает вопросы. Если какие-либо обстоятельства оказали решающее влияние на российскую позицию, то почему они не были просчитаны заранее? Почему ситуацию довели до такого состояния, что Москва демонстрирует слабость, граничащую с потерей лица? Рассмотрим несколько гипотетических вариантов, объясняющих смену российской позиции.
Вариант № 1: недооценка экономических угроз
Нельзя исключать, что руководство России недооценило масштаб стоящих перед страной экономических угроз. В этой связи важно, что именно после визита Барака Обамы и Джона Керри в Саудовскую Аравию, состоявшегося 28 – 29 марта, последовала российская инициатива об организации встречи Сергея Лаврова и Джона Керри в Париже 30 марта. Эта встреча была незапланированной, Керри пришлось развернуть самолёт. Именно в это время Москва впервые признала, что не готова вводить войска на территорию Украины: 29 марта Сергей Лавров заявил о том, что у России «нет никакого намерения и интересов пересекать границы Украины». Что это – случайное совпадение или следствие опасений Москвы столкнуться с повторением сценария 1980-х гг., когда США и Саудовская Аравия координировали снижение цен на нефть в ущерб интересам СССР?
Необходимо также учитывать, что западные страны заняли довольно жёсткую позицию по вопросу о возможном применении т.н. «третьего пакета» санкций, направленного против различных секторов российской экономики (энергетического, финансового и др.). Заметно, что Россия крайне серьёзно отнеслась к этой угрозе: в мае – июне Москва выполнила все требования западных стран, которые сопровождались угрозой применения «третьего пакета» – не признала референдумы 11 мая, не препятствовала президентским выборам 25 мая, усилила охрану границы с Украиной.
Вариант № 2: усиление разногласий в Таможенном союзе
Возможно, действия России на Украине встретили сильное непубличное противодействие со стороны Белоруссии и Казахстана, которое в ряде случаев проявилось и публично. Так, Александр Лукашенко открыто выступил против федерализации Украины, приехал на инаугурацию Петра Порошенко, занял неоднозначную позицию по Крыму. 22 апреля громко прозвучало заявление Лукашенко о том, что если «с юга, востока, с запада на нашу землю ступит кованым сапогом хоть одна нога – мы будем воевать за каждую пядь». Нурсултан Назарбаев 8 мая не приехал в Москву на саммит ОДКБ, проведя в тот же день переговоры с заместителем госсекретаря США Уильямом Бёрнсом. Не состоялось и официального визита Назарбаева в Москву 10 – 11 марта, на полтора месяца было перенесено его выступление в МГУ по теме евразийской интеграции. Очевидно и то, что проект Договора о Евразийском экономическом союзе не был окончательно согласован вплоть до конца мая. Президент Белоруссии не скрывал наличия экономических разногласий с Россией, а власти Казахстана (на уровне замминистра иностранных дел) признали, что Астана отклонила предложения распространить его действие не только на экономическую, но и на политическую сферу.
Вполне вероятно, что власти Белоруссии и Казахстана не приняли гарантий российского руководства о том, что логика его действий на Украине неприменима по отношению к странам – участницам совместных интеграционных объединений.
По такой логике Минск и Астана увязывали дальнейшее продвижение интеграционных проектов (в т.ч. подписание договора 29 мая) с тем, что Россия после крымских событий не будет активно поддерживать выступления русскоязычного населения на востоке Украины. Возможно, в этих условиях российское руководство не решилось пожертвовать существующими планами евразийской интеграции в пользу расширения своего влияния на Юго-Восточной Украине.
Вариант № 3: «фронда» в российской элите
Характерной чертой внутренней политики Владимира Путина за годы его правления стало то, что он стремится поддерживать широкий межэлитный консенсус, действует выверенно и осторожно. События в Крыму выбивались из этой логики поведения: решение президента до последнего момента сохранялось в тайне и, по-видимому, о нём знал лишь очень узкий круг людей, представляющих силовые структуры. Деловая элита узнала об этом решении лишь тогда, когда оно уже стало «свершившимся фактом». В этих условиях никто не решился рисковать своим положением и оспаривать уже принятое решение. Западные страны получили об этом публичный сигнал: 18 марта, в день «крымской речи» Владимира Путина, Александр Волошин (которого рассматривают как одну из ключевых фигур т.н. «ельцинской семьи») сделал комментарий «О ситуации вокруг Украины и Крыма», где поддержал официальную российскую позицию и возложил ответственность за кризис на украинских националистов и Запад.
Не имея возможность предотвратить события в Крыму, многие представители крупного бизнеса, по-видимому, приложили значительные усилия к тому, чтобы активные российские действия ограничились Крымом и не распространились на другие украинские регионы. Взаимоотношения внутри российской политической и деловой элиты – достаточно закрытая тема, поэтому прямых подтверждений этого предположения пока нет.
Но в некоторых экспертных комментариях допускается, что в России возникло внутриэлитное размежевание (см. «Ведомости» от 11 июня). Для российского руководства такое размежевание в условиях экономической стагнации и усиления внешнего давления грозит дестабилизацией политической системы и попытками раскрутить в стране сценарий «цветной революции».
Вариант № 4: угроза появления западной военной инфраструктуры в Западной и Центральной Украине
Нельзя исключать, что в ответ на решение Совета Федерации разрешить использование российских вооружённых сил на Украине в адрес России могли поступить угрозы США в скором времени распространить свои военные гарантии на ту часть территории Украины, которая не будет занята российскими войсками. Скорее всего, эти угрозы не могли распространяться на юго-восток Украины, но в отношении других регионов Украины (от Львовской до Сумской области) такие угрозы гипотетически могли быть озвучены. В таком случае, Россия могла бы попасть в заведомо проигрышное положение: чтобы не допустить появления военной инфраструктуры НАТО у границ Центральной России, она вынуждена была бы распространить зону действий своих войск на регионы Центральной Украины, где российские войска столкнулась бы с неприязненной реакцией значительной части населения.
Этот вариант представляется менее вероятным, чем три предыдущих, однако тоже имеет право на существование. Несмотря на то, что Украина вряд ли сможет стать членом НАТО, её руководство сейчас рассматривает иные варианты установления союзных отношений с США. Так, 29 мая Пётр Порошенко заявил о том, что Украине нужен «новый альянс безопасности с США и Европой, чтобы защитить Украину в военном отношении».
Происходит и расширение взаимодействия между украинским военными и военными НАТО – в частности, на территории страны проводятся совместные военные учения. В случае более активных действий России после крымских событий украинское руководство прилагало бы все усилия к тому, чтобы получить прямую военную поддержку Запада – хотя бы на части территории страны.
Нельзя исключать, что США могли использовать этот фактор как инструмент давления в переговорах с Россией в марте – апреле (безотносительно того, допускали ли США возможность реализации этой угрозы на практике).
Вывод
Невозможно определить точно, какие из перечисленных мотивов оказали определяющее влияние на решение российского руководства воздержаться от активной поддержки юго-востока Украины. Очевидно то, что на определённом этапе (в конце марта – начала апреля) произошёл отход России от наступательной модели поведения, продемонстрированной в Крыму. Россия вновь возвращается к традиционной линии взаимодействия с Украиной – ищет компромисса с Западом и украинскими олигархами, уделяет первоочередное внимание газовому вопросу. Вероятно, Россия была вынуждена отступить вследствие того, что возникли непредвиденные осложнения – масштаб экономических, внутриполитических, военно-политических угроз мог оказаться больше, чем предполагалось. Но в таком случае возникает вопрос о том, почему риски были недостаточно просчитаны.
Из всех перечисленных рисков наибольшую угрозу для России представляет угроза расширения западных санкций. В этом вопросе у России наблюдается явный недостаток эффективных средств противодействия угрозе (межэлитные расклады внутри страны, отношения со странами Таможенного союза и военно-политическое взаимодействие с НАТО в большей степени зависят от действий российского руководства). То, что Россия интегрировалась в мировую экономику преимущественно как поставщик сырья, ставит её в зависимое положение, подрывает возможность проявлять политическую самостоятельность по наиболее важным для страны вопросам. Страна нуждается в серьёзных экономических преобразованиях, направленных на реиндустриализацию, снижение сырьевой зависимости, проведение политики импортозамещения, суверенизацию российского финансового сектора. Если бы такие действия последовательно реализовывались в предыдущие 10 – 15 лет, то к моменту начала кризиса на Украине страна обладала бы намного большим «запасом прочности», чем сейчас. Если же таких мер не будет предпринято и в ближайшие годы, то Россия не будет застрахована от новых кризисов и отступлений.
Если в результате действий России Юго-Восточная Украина сохранится в составе Украины на том же положении, которое она занимала в предыдущие два десятилетия, то для России это станет очень болезненным поражением.
Юго-Восток Украины может оказаться потерян на годы (если не десятилетия) вперёд, став полем действия антироссийской пропаганды в различных формах и проявлениях – через СМИ, образовательные программы, деятельность щедро спонсируемых общественных и политических движений, осуществляемую с использованием широкого спектра идей – от непримиримого либерализма до гражданского и этнического национализма. Действенность такой политики можно наблюдать уже сегодня по примеру Центральной Украины. Россия пока ничего не смогла противопоставить этому, кроме инструментов традиционной дипломатии и действий в экономической сфере. К сожалению, такой подход проявляется и сейчас, когда на кону стоит сохранение Юго-Восточной Украины в едином цивилизационном пространстве с Россией. Возможно, для России представляется последняя возможность обратить вспять доминирующие этнополитические процессы на Украине, но отказ от активной поддержки Юго-Восточной Украины может привести к тому, что эта возможность будет упущена.